— Это «Нарцисс в цепях»?
— Ага, кто говорит?
— Я хочу говорить с Грегори.
— Нет тут никакого Грегори.
— Кто говорит? — спросила я.
— Это автомат в холле, дама. Я просто проходил мимо.
И он повесил трубку. Похоже, не мой сегодня день.
— Они звонили из автомата в клубе, — сказала я.
— Ну, мы хотя бы знаем, где они, — заключила
Ронни.
— Ты знаешь, где этот клуб?
Она покачала головой:
— Не входит в круг моих интересов.
— И моих тоже.
Получалось так, что единственные среди моих знакомых игроки
в доминантой и подчиненных были сейчас в этом клубе, откуда мне их предстоит
выручать.
Кого я знаю, кто может сказать, где этот клуб и какова его
репутация? Леопардам верить нельзя, они уже говорили, что там безопасно. И явно
ошиблись.
На ум пришло только одно имя. Только он мог знать, где
находится клуб и какие гадости меня там, предположительно, ожидают. Жан-Клод.
Поскольку тут была замешана оборотневая политика, напрашивался звонок Ричарду,
который вообще вервольф. Но оборотни — народ весьма клановый. Животные одного
вида редко переходят границы, чтобы помочь другим. Горько, но правда.
Исключением является соглашение между вервольфами и крысолюдами, но остальные
ругаются, дерутся и пускают кровь исключительно в своем кругу. Ну, если
какая-то группка сорвется с резьбы и начнет привлекать излишнее внимание
полиции, вервольфы и крысолюды приведут ее в чувство, но помимо этого — никаких
вмешательств. Одна из причин, по которым мне приходится нянчиться с леопардами.
К тому же Ричард насчет субкультуры «Д и П» знает не больше
моего, если не меньше. Нет, если вас интересуют какие-то сексуальные штучки на
грани извращения (или за гранью), спросите Жан-Клода. Он сам не участвует, но
знает, кто, что и где. По крайней мере я на это надеялась. Если бы на кону
стояла только моя жизнь, я, может, никому из мальчиков звонить бы не стала, но
если меня в этой авантюре убьют, то некому будет спасать Натэниела и его
компанию. Не годится.
Ронни сбросила туфли на каблуках.
— Пистолета я не захватила, но у тебя наверняка есть
запасной.
Я покачала головой:
— Ты не едешь.
От гнева ее серые глаза обрели цвет грозовых туч.
— Черта с два.
— Ронни, это оборотни, а ты человек.
— И ты тоже.
— Я чуть больше, благодаря вампирским меткам Жан-Клода.
Я могу пережить раны, от которых ты умрешь.
— Одна ты не поедешь. — Она скрестила руки на
груди, лицо ее выражало непреклонную решимость.
— Я не собираюсь ехать одна.
— Это потому, что я не люблю стрелять?
— Ты не умеешь убивать не думая, Ронни. В этом ничего
стыдного нет, но я не могу взять тебя к оборотням, если не буду уверена, что ты
в случае чего стреляешь на поражение. — Я положила руки ей на плечи. Она
вся напряглась и была явно сердита. — А потерять тебя, Ронни, — для
меня это... потерять часть своей души. И еще... часть эта будет еще больше,
если ты погибнешь, расхлебывая кашу, которая варится вокруг меня. С этим
народом надо действовать не раздумывая, Ронни. С ними нельзя как с людьми —
иначе тебе крышка.
Она замотала головой:
— Позвони в полицию.
— Нет.
— Черт бы тебя побрал, Анита, не будь дурой!
— Ронни, есть правила. И одно из них то, что в дела
стаи прайда полицию не вмешивают.
Главной причиной было то, что полиция косо смотрит на
схватки за лидерство, которые кончаются трупами, но Ронни сейчас об этом знать
не обязательно.
— Глупое правило.
— Может быть, но так принято у оборотней, какого бы
вида они ни были.
Она села у столика для завтрака.
— Так кто же тебе поможет? Ричард убивает не легче, чем
я.
Почти правда, но я не стала спорить.
— Нет. Сегодня мне нужен рядом тот, кто делает то, что
нужно, не моргнув глазом.
Ее глаза потемнели — от злости.
— Жан-Клод!
Это прозвучало словно ругательство.
Я кивнула.
— А ты уверена, что не он все это спланировал, чтобы
вернуть тебя в свою жизнь... то есть, пардон, в смерть?
— Он слишком хорошо меня знает, чтобы так играть с
моими подопечными. Знает, что я с ним сделаю, если им будет плохо.
Ронни смягчилась, постаравшись скрыть недоумение.
— Я его терпеть не могу, но я знаю, что ты его любишь.
И ты действительно могла бы его убить? Спустить курок, глядя на него через
прорезь прицела?
Я просто смотрела на нее и знала без зеркала, что глаза у
меня стали далекими и холодными. Карие глаза трудно сделать холодными, но мне
как-то удается — в последнее время.
Что-то у нее мелькнуло в глазах, очень похожее на испуг. Не
знаю, меня она испугалась или за меня.
— Господи, и ведь действительно могла бы! Анита, ты
знаешь Жан-Клода дольше, чем я знаю Луи. Я бы никогда не смогла ему ничего
сделать плохого, что бы ни сделал он.
Я пожала плечами:
— Думаю, это бы меня сломало. Я не могла бы жить
счастливо, если бы вообще могла. Очень вероятно, что вампирские метки потянули
бы меня в могилу вслед за ним.
— Еще одна причина его не убивать.
— Если это из-за него Грегори так кричал в телефон, то
для жизни Жан-Клоду понадобится более серьезная причина, чем любовь, или
похоть, или моя возможная смерть.
— Не понимаю я этого, Анита. Просто не могу понять.
— Знаю.
Мне подумалось, не по этой ли причине мы с Ронни стали
видеться реже, чем раньше. Устала я объяснять ей себя. Нет, не объяснять —
оправдывать.
Ты моя подруга, подумала я, лучшая подруга. Но я перестала
тебя понимать.
— Ронни, играть с оборотнями и вампирами в армрестлинг
я не могу. Честную битву я проиграю. Единственный способ выжить и спасти моих
леопардов — это чтобы другие оборотни меня боялись. Боялись моей угрозы. Я стою
ровно столько, сколько моя угроза, Ронни.
— Так что ты туда поедешь и их убьешь.
— Я этого не говорила.
— Но сделаешь.
— Я постараюсь этого избежать, — пообещала я.
Она подтянула колени к груди. Где-то она умудрилась порвать
колготки, и из дырки сиял отлакированный ноготь. Лак Ронни носила с собой в
сумочке на всякий случай. Я носила пистолет, а сумочки у меня вообще не было.