— Химера меняет систему иногда даже каждый день, и не
реже раза в три дня. Однажды он менял порядок каждый час несколько раз. Это
необычно, даже для Химеры необычно.
— Здорово у него шарики съехали? — спросил Бобби
Ли.
Бахус помолчал пару секунд, обдумывая. Я решила, что вопрос
был риторический, но, быть может, ошиблась.
— Иногда он с виду нормальный. Иногда так психует, что
мне просто страшно. Думаю, что и его людям тоже страшно. — Бахус наморщил
лоб, припоминая. — Я слыхал, как они говорили, что он с каждым днем все
сильнее сходит с ума и что они его тоже боятся.
Зазвонил дверной звонок, и я вздрогнула. Натэниел спрыгнул с
кухонного столика, где устроился.
— Я пойду открою.
— Сперва проверь, кто там, — велела я.
Он оглянулся. Его лицо ясно выражало, что я ему говорю то,
что он и без меня знает. Проведя под моей крышей не один месяц, он знал, что
надо проверять.
— Ты раньше просто открывал дверь, — напомнила я.
— Теперь я поумнел, — ответил он и скрылся в
гостиной.
И вернулся почти сразу же.
— Там вервольф, который был в «Нарциссе в цепях», тот,
которого зовут Зик. — Натэниел несколько побледнел.
У нас с Бобби Ли уже оказались пистолеты в руках. Как я
вытаскивала свой — не помню. Я поглядела на заколоченные окна. Дерево — защита
несколько лучшая, чем стекло, но зато сквозь него не видно. Противнику проще
нас обойти.
— Он один? — спросила я.
— На крыльце он стоит один, — ответил
Натэниел, — но это не значит, что больше никого с ним нет. — Глаза у
него были чуть больше обычного, когда он добавил: — Ни змей, ни львов я не чую.
У него жилка билась на шее.
— Все будет нормально, Натэниел, — сказала я.
Он кивнул, но, судя по выражению лица, я его не до конца
убедила.
В кухню вошел Джил.
— Что случилось? — спросил он.
— Там бандиты, — ответила я.
— Опять? — жалобно произнес он.
— Может быть, тебе безопаснее было бы одному,
Джил, — заметила я.
Он кивнул:
— Теперь я это начинаю понимать. — Глаза у него
были жалобные.
Я еще раньше принесла в кухню мини-"узи" и
зарядила его обоймой из оружейного сейфа. Сейчас я достала его из кухонного
ящика и стала выбирать между ним и «браунингом». Звонок зазвонил снова. На этот
раз я не вздрогнула. Повесив «узи» на плечо, я поудобнее перехватила рукой
«браунинг». Автомат — это оружие на крайний случай. И тот факт, что я даже
подумала открывать дверь, держа его при себе, был нехорошим знаком. Если мне
для подхода к собственной двери нужно оружие посильнее девятимиллиметрового
пистолета, значит, пора смываться из города.
Я выглянула в гостиную, но ничего не увидела, кроме закрытой
входной двери. Но я собиралась выглянуть из бокового окна и посмотреть, что там
на крыльце. К двери я подошла, держа «браунинг» в двуручной стойке и оставаясь
по одну и ту же сторону от двери. Я была готова к стрельбе сквозь дверь.
Конечно, в прошлый раз они стреляли и через окна, но шторы были задернуты, и в
смысле безопасности мне ничего больше придумать не удавалось.
Я встала у окна на колени, потому что почти все стреляют на
уровне головы или груди, а на коленях у меня рост куда меньше. Я чуть
отодвинула штору, и что-то шлепнуло снаружи по стеклу. Тут же вскинув пистолет,
я отпрыгнула, но ничего больше не произошло. Я стала соображать, что же это
могло быть, и решила, что это не ствол. Скорее всего фотография. Снова
отодвинув штору, я увидела перед собой поляроидный снимок мужчины, прикованного
к стене. Он был гол, покрыт кровавыми царапинами, почти весь залит кровью, да
так, что сперва трудно понять, кто это. Постепенно мои глаза разобрались, и я
поняла, что это Мика. Тут же я резко села на пол, почти упала. Рука так и не выпустила
штору, и штора открылась. Пистолет не смотрел, куда ему положено, а мотался в
воздухе, полузабытый. В широкий рот вбит кляп, тонкие черты лица вымазаны
кровью и распухли. Длинные волосы сбились на сторону, будто слиплись от крови.
Глаза закрыты, и на секунду, которая тянулась вечность, мне показалось, что он
мертв. Но что-то в положении висящего на цепях тела говорило, что нет, он жив.
Даже на фотографиях в смерти есть неподвижность, которую живым изобразить не
удается. А может быть, я просто видела достаточно мертвых тел, чтобы уметь
отличать их от живых.
Рядом со мной оказался Бобби Ли.
— Что там такое, в чем дело? — Тут он увидел
фотографию и вдохнул с присвистом. — Это твой Нимир-Радж?
Я кивнула, потому что забыла, что надо дышать, а при этом трудно
говорить. На миг я закрыла глаза, резко, как следует, вдохнула и выдохнула.
Выдох получился дрожащий, прерывистый. Я про себя выругалась:
— Возьми себя в руки, Анита, не смей раскисать!
— Что? — переспросил Бобби Ли.
Я поняла, что произнесла это вслух, и мотнула головой,
выпустив из руки штору.
— Впусти его. Послушаем, что он скажет.
Бобби Ли посмотрел на меня как-то странно:
— Его нельзя убивать, пока мы не узнаем, что случилось.
— Я знаю, — кивнула я.
Он тронул меня за плечо, повернул к себе.
— Девонька, у тебя физиономия мрачнее зимнего рассвета.
Именно с таким лицом и убивают. Мне бы не хотелось, чтобы твои эмоции помешали
делу.
Что-то почти похожее на улыбку коснулось моих губ.
— Не боись, Бобби Ли. У меня делу ничего не помешает.
Его рука медленно убралась.
— Девонька, твои глаза меня пугают.
— Тогда не смотри, — сказала я, — и перестань
называть меня девонькой.
—Есть, мэм, — кивнул он.
— А теперь открывай к чертям дверь, и займемся делом.
Он не стал спорить — подошел к двери и впустил в дом страшного
серого волка.
Глава 63
Когда мы открыли дверь, Зик держал перед собой фотографию
Черри. Первые слова его были такие:
— Убейте меня, и они оба хуже, чем мертвы.
Поэтому он сел на моем белом диване, все еще дыша, хотя,
если он скажет что-нибудь не то, я надеялась это прекратить.
— Что тебе нужно? — спросила я.
— Меня послали привести тебя к моему господину.
— Что значит «привести»? — спросила я, сидя на
низком кофейном столике прямо перед Зиком. Бобби Ли стоял у него за спиной,
прижав к позвоночнику дуло пистолета. Получив серебряную пулю на таком
расстоянии, ни один альфа в мире не выживет. По крайней мере из тех, кого я
знаю, а это широкая выборка.