Он не кормил Жан-Клода. Я думаю, Принц Города больше не
питался людьми, когда в его распоряжении есть ликантропы. Но в подвалах «Цирка»
есть и другие вампиры, и им тоже надо кушать.
Мика шел рядом со мной. Мерль, Бобби Ли и Крис сначала
спорили о порядке следования, но потом Крис пошел с Эрни впереди нас, а Мерль и
Бобби Ли — позади. Все остальные потянулись за ними, в том числе Калеб. Всем
телохранителям явно было плевать, что будет с остальными. Я почему-то не
сомневалась, что вся эта фигня с телохранителями меня скоро достанет.
Массивная металлическая дверь в конце лестницы была открыта
в ожидании. Обычно она из соображений безопасности бывала заперта. У меня до
боли засосало под ложечкой — я не знала, как вести себя дальше. Поцеловать
Жан-Клода при встрече? И касаться ли Мики у него на глазах? Черт бы все побрал.
— Ты что-то сказала? — спросил Мика.
— Разве что случайно, — ответила я.
Он посмотрел на меня вопросительно, и все встало на место. Я
буду вести себя как обычно. Я буду делать с каждым из них именно то, что делала
бы, если бы другого здесь не было. Вести себя иначе — значило бы заставить нас
всех идти по иголкам. И вообще: я осторожна была с Ричардом и Жан-Клодом, и
смотрите, чем это кончилось. Те же ошибки я повторять не буду. Может, придумаю
новые.
Глава 49
За дверью висели серебристые шторы — это ново. Эрни развел
их руками и ввел нас в гостиную Жан-Клода. Когда-то здесь были драпри черные и
белые, и площадь поменьше, а сейчас они были белые, серебристые и золотые.
Белые драпри, шелковые и прозрачные, висели коридором, который вел во что-то
вроде огромного шатра из волшебной сказки. Каменные стены и потолок, о
существовании которых я знала, скрывались за ярдами серебристой и золотистой
ткани. Вроде бы стоишь внутри футляра от драгоценности. Кофейный столик
покрасили золотистым и белым, от чего он приобрел антикварный вид, а может, он
и был антикварным. Хрустальная ваза стояла посередине стола, и в ней букет
гвоздик.
У дальнего драпри стоял большой белый диван, так усыпанный
золотистыми и серебристыми подушками, что часть из них свалилась на ковер. Два
мягких кресла в противоположном углу сверкали одно золотом, другое серебром, и
на каждом лежала белая подушка.
Камин выглядел как настоящий, но я знала, что он
декоративный и его достроили позже, хотя он во всем был таким, каким должен
быть камин, только что выкрашен в белый цвет. Даже мраморная полка была белой с
прожилками серебра и золота, вполне под стать остальному.
Единственное, что осталось прежним, был портрет над камином.
Первое, что видел входящий, была Джулианна, сидевшая в кресле в белом с
серебром платье, полуулыбаясь, с тщательно завитыми каштановыми волосами. Рядом
с ней стоял Ашер, одетый в золотое и белое, лицо его еще безупречно красиво,
золотые волосы колечками еще длиннее, чем у нее, усы и вандейковская бородка
темно-блондинистые, почти каштановые. Позади Джулианны сидел Жан-Клод, единственный
из трех без улыбки, одетый в черное с серебром. Он и комнату декорировал под
портрет — серебряный, золотой и белый цвета.
— Bay! — сказал за нас всех Калеб.
Я уже имела представление о стиле Жан-Клода, но время от
времени он удивлял даже меня.
Потом я ощутила, что он идет к нам. Ощутила, и это не было
хорошо. Я ожидала гнева, ревности, но приближалось только смягченное
вожделение, голод. Он мог бы это прикрыть щитом. Было это мне в наказание —
утонуть в его вожделении? Если да, то он во мне ошибся, потому что меня это
лишь выводило из себя.
Он вышел из белых с серебром драпри, и на миг мне было не
видно, где кончается ткань шторы и начинается его одежда. Он был одет в
серебристый фрак с белой оторочкой, белыми пуговицами. Сорочка выхлестывала белой
пеной, штаны — та часть их, которая была видна, — были белыми, но длинные
ноги почти полностью скрывали белые сапоги. Кожа их казалась мягкой и держалась
серебряными пряжками от лодыжки почти до бедер.
Я вытаращила глаза, потому что ни на что больше не была
способна. Даже если бы он не наводил сексуальный голод у меня в голове, мысль о
сексе все равно возникла бы.
Волосы его спадали свободными локонами почти до
талии, — черное сияние среди серебра и белизны.
— Ну и ну, — сказал Бобби Ли. — Да он просто
картинка!
Жан-Клод даже не глянул в его сторону. Он смотрел на меня, а
я шла к нему по мягкому-мягкому ковру, не думая, зная только, что я должна к
нему прикоснуться.
Он закрыл глаза и выставил руку:
— Нет-нет, ma petite,не надо подходить.
Я на миг остановилась, а потом снова пошла вперед. Я уже
ощущала аромат его одеколона — сладкий, пряный. Я хотела провести руками по
волосам, завернуться в его запах.
Он шагнул назад, слегка запутавшись в драпри. На его лице
было что-то вроде паники.
— Ma petite, янадеялся скрыть от тебя ardeur,но был не
в силах.
Вот тут-то я остановилась. Кажется, мне трудно было думать.
И это остановило меня там, где я была, почти на расстоянии вытянутой руки, но
все же чуть дальше.
— В чем дело, Жан-Клод?
— Я напитался сегодня вечером, но ardeur ненапитал.
— Так вот что я ощущаю? — спросила я. — Это ardeur?
— Oui,и я стараюсь его скрыть щитом изо всех сил, но
все же ты его принимаешь. Такого раньше не было.
— Это не потому, что теперь у меня есть свой ardeur?
— Ничего другого не изменилось, поэтому я боюсь, что
да.
— И ты не сможешь быть хоть сколько-нибудь в форме,
чтобы помочь мне с Дамианом?
Он вздохнул и потупился.
— Мне необходимо утолить каждый свой голод, ma petite.Столько
трудностей этот ardeurмне уже веками не доставлял. Когда я разделил его с
тобой, это и меня затронуло. Я не знал, пока не почувствовал, что ты входишь в
здание.
— То есть ты его лучше контролируешь вдали от меня?
Он кивнул.
— А что это за чертовщина такая — ардо
как-его-бишь? — спросил Бобби Ли.
Я глянула на него через плечо:
— Когда мы сочтем нужным давать пояснения, вас
известят.
Бобби Ли приподнял брови, потом выставил ладони перед
грудью.
— Мэм, вы у нас босс... пока что.
Я сделала вид, что последних слов не слышала, и обратилась
снова к Жан-Клоду:
— Что будем делать?
Натэниел внес предложение:
— Накормить его.
Я глянула на него, и этого ему хватило, поскольку Натэниел
выставил пустые ладони и отошел к камину. Все остальные расселись по креслам,
кроме Джила, который скорчился на полу возле кресла, прижав к себе подушку.
