Он добавил к тренировочным просторную футболку. Она доходила
ему до середины бедер, что скрывало больше его тела, чем открывало, но все
равно я знала, что под одеждой. Осознавала, как бывало с Ричардом и Жан-Клодом.
Я всегда думала, что это смесь вожделения с любовью, но Мику я недостаточно
знала, чтобы любить. Значит, либо чистое вожделение слишком похоже на любовь,
либо есть не один вид любви. Слишком это все для меня сложно.
— В чем дело? — спросил он.
Натэниел вернулся к венику, совку и ведру. Подобрав их, он
стал собирать стекло, не обращая на нас внимания.
— Ни в чем. А что?
Он нахмурил брови:
— У вас обоих огорченный вид.
Он подошел поближе, но это движение было для меня слишком
внезапным после выходки Натэниела, и я отшатнулась.
Мика остановился и поглядел на меня в явном недоумении:
— Что случилось? Ты не была так пуглива, когда шла
стрельба.
Я глянула на Натэниела, который, присев, собирал стекло в
совок. Он старательно не глядел на меня, на нас.
— У нас вышло несогласие.
Натэниел застыл — все его тело отреагировало на мои слова.
Потом медленно повернулся и направил на меня свои цветочные глаза.
— Анита, так нечестно. Не было ни разу, чтобы я с тобой
в чем-нибудь не согласился.
Я вздохнула — не потому, что он был прав, а из-за обиды в
его глазах. Я подошла к нему, присела на корточки, потому что становиться среди
стекла на колени не решилась, тронула его за голое плечо, за щеку.
— Извини, Натэниел. Ты просто застал меня врасплох.
— А почему ты меня оттолкнула; Анита? Почему? Тебе же
хотелось, чтобы я тебя обнял, я же знаю.
Я дотронулась до его спины, где уже почти зажили следы
укусов, оставив красноватые кружки.
— Я никому не сдаюсь без боя, Натэниел. Тебе это уже
пора бы знать.
— Не обязательно все превращать в бой, — ответил
он. Глаза его расширились и поблескивали.
— Для меня обязательно.
Он покачал головой, закрывая глаза, и слезы покатились по его
щекам. Я помогла ему встать, потому что меня беспокоило стекло на полу. Потом,
когда мы поднялись, я обняла его, прижалась лицом к обнаженной коже, попав ртом
в ямку на плече, где ключица загибается внутрь. Его руки обернулись вокруг
меня, прижали к себе. Очень мягкой и теплой была у него кожа и пахла ванилью. У
меня дыхание стало прерывистым. Никогда я не знала, это такое мыло, шампунь,
одеколон или просто он сам так пахнет. Но под этим ароматом был другой,
прогорклый запах, который ни один парфюмер в мире не станет совать в бутылку.
Нечто дикое и очень настоящее, запах леопарда, запах парда.
Я ощутила Мику у себя за спиной. Я узнала ощущение его тела,
как контур тепла, за миг до того, как он прижался ко мне. Но он не стал
обнимать меня руками — они касались Натэниела. Тело Мики изогнулось, прижимаясь
ко мне, но его руки скользнули по моим, прижимая к нам Натэниела, обнимая его.
Натэниел испустил дрожащий вздох. Глубокий рокочущий звук
вышел из горла Мики, и я не сразу поняла, что это он мурлычет, что это глубокий
ритм довольства. У меня завибрировала спина. Натэниел заплакал, и я услышала
свой голос:
— Мы здесь, Натэниел, мы здесь.
Я вжималась в густую ваниль кожи Натэниела, мурлыканье Мики
сотрясало мое тело, и такое было ощущение от их тел, такое реальное, такое
надежное, и я заплакала. Я держала Натэниела, Мика держал нас обоих, мы оба
плакали, и все было хорошо.
Глава 43
В дверях кто-то громко прокашлялся. Я сморгнула ласковые
слезы и увидела Зейна.
— Извините, что помешал, но там у нас полно народу.
— То есть? — спросил Мика.
— Лебединый царь, его лебединки и вроде бы как не
меньше одного представителя от всех видов оборотней города, как мне кажется.
Натэниел и Мика от меня отодвинулись. Все мы стали вытирать
лица, даже Мика, оказывается, плакал. Не знаю почему — может быть, он просто
такой эмоциональный.
— Чего они хотят? — спросила я.
— Видеть тебя, Анита.
— Зачем?
Зейн пожал плечами:
— Царь лебедей с нами, шестерками, разговаривать не
будет. Он настаивает на разговоре с Анитой и ее Нимир-Раджем, если ей будет
угодно.
Мы с Микой переглянулись. Вид у нас был весьма озадаченный,
что соответствовало моему ощущению.
— Скажи Риису, что мне нужно несколько больше
информации для согласия на беседу. Я несколько перегружена.
Зейн усмехнулся, показав верхние и нижние кошачьи клыки.
— Мы отказываем ему в доступе в дом, пока он нам,
рабам, не объяснит, чего хочет. Мне это по душе, а ему вряд ли будет.
Я вздохнула:
— Не буду же я устраивать драку только потому, что он
явился без предупреждения? Вот черт!
Я пошла к выходу, но Мика перехватил меня за руку, когда я
проходила мимо. Я обернулась к нему.
— Можно твоему Нимир-Раджу тебя сопровождать?
Я улыбнулась, отчасти потому, что он спросил, а не стал
предполагать, а отчасти потому, что от взгляда на него меня тянуло улыбаться. Я
сжала его руку, и она сомкнулась вокруг моей в ответном пожатии. Я хотела
сказать: «Буду рада такому обществу», но ответила просто:
— Конечно.
Он улыбнулся, и впервые это была чистая улыбка, без
примесей. Поднеся мою руку ко рту, он приложился губами к костяшкам пальцев.
Этот жест напомнил мне Жан-Клода. Интересно, как это будет — находиться с Микой
и Жан-Клодом в одной комнате?
Мика нахмурился:
— У тебя недовольный вид. Я что-то не так сделал?
Я покачала головой, сжала его руку и повела в сторону
гостиной. Он потянул меня назад.
— Нет, ты о чем-то подумала, что было тебе неприятно. О
чем?
Я вздохнула:
— Правду?
— Правду.
— Подумала, как будет неловко, когда мы окажемся
втроем: ты, я и Жан-Клод.
Он потянул меня за руку, привлек к себе. Я выставила руку,
чтобы не дать нашим телам соприкоснуться, и его сердце оказалось под моей
ладонью. Даже сквозь хлопок футболки слышался тяжелый стук, будто его сердце
оказалось голым у меня в руке. Мне пришлось только чуть приподнять голову,
чтобы встретить взгляд его зеленых глубоких глаз.
Он сказал, чуть с придыханием:
— Я тебе говорил: я хочу быть твоим Нимир-Раджем, что
бы это ни значило и чего бы это ни стоило.
Я ответила голосом ничуть не лучше:
