Я напряглась и попыталась вывернуться из-под него. Он
сильнее сжал руки:
— Спокойней, Анита, это не будет больно. Я так думаю.
— Индюк тоже думал. Это чертовски больно. Пусти меня,
Ричард.
В моем голосе начинала слышаться злость — и страх. Злость —
это хорошо, а вот без страха я бы вполне обошлась.
— Ты сопротивлялась до патовой ситуации, Анита.
Я перестала вывертываться и уставилась на него:
— О чем ты?
— У нас с тобой разные звери, Анита. Они должны были
выяснить, кто из них... круче.
Я посмотрела вниз, в эти карие глаза.
— Ты хочешь сказать, что это нечто вроде доминантных
поз?
— Не совсем.
Странно, но ответил Мерль:
— Когда встречаются два таких разных зверя, и оба они
сильные доминанты — такие, как истинная Нимир-Ра и истинный Ульфрик, — то
они должны биться, чтобы испытать друг друга. Я такое видел раньше. Нечто вроде
укрощения одного зверя другим.
Я смерила его взглядом — правда, снизу вверх.
— Никто никого не укротил.
Мерль присел рядом с нами:
— Я думаю, ты права. Это была, как сказал Ульфрик,
патовая ситуация. Он мог бы продолжать драться до победы или поражения одного
из вас, но он решил оставить это дело.
Я вспомнила выкрик: «Ричард, держи» — очевидно, он должен
был держать своего зверя. Я глянула на него:
— Это ты прекратил?
— Мне все равно, кто из нас более сильный доминант,
Анита. Для меня эти игры никогда ничего не значили, я играл в них, только когда
меня заставляли.
— Ты что-то говорил насчет помощи Грегори. Что ты имел
в виду?
Он стал чуть наползать на меня, подвигаясь по мне вверх.
Слизь с его рубашки замазала мне голый живот и почти голую грудь. Отвращение,
очевидно, было написано у меня на лице, потому что он спросил:
— В чем дело?
— У тебя рубашка вымазана в слизи, а я лежу в луже этой
же слизи. Я не только потому просила тебя слезть, чтобы ты на мне не лежал, но
и чтобы не валяться в грязи.
Он встал на колени, держа мои ноги между своими. Наши звери
вытянулись между нами — я их чувствовала, почти видела, будто каждый из них
положил голову на грудь другому. Ричард протянул мне руку. Я посмотрела на него
недоуменно.
— Я знаю, что тебе не нужна помощь, Анита. Но сейчас
наши звери соприкасаются. Это тесный контакт, и физическое прикосновение
поможет нам его сохранить, пока мы не закончим с Грегори.
Мне даже не нужно было видеть его серьезное лицо, чтобы
понять, что он говорит правду. Метки все еще были открыты — я знала, что он не
лжет.
Я взяла его руку, и он поднял меня на ноги. Это было больно,
и он либо заметил по моему лицу, либо ощутил.
— Я тебе делаю больно, — тихо сказал он.
— Мы всегда делаем больно друг другу.
У него тоже все болело, но двигался он так, будто этого и
близко не было, а я — по-человечески окостенело.
Он приподнял подол рубашки, не выпуская моей руки.
— Коснись.
Я снова посмотрела на него, и он засмеялся.
— Нужен только физический контакт, Анита. Я ничего
другого не имел в виду. Но мне нужны будут обе руки.
Я очень осторожно положила ладонь ему на бок.
Он покачал головой:
— Я должен буду снять рубашку.
Если нельзя трогать человека за руки, за плечи и предплечья
и большую часть торса, то выбор приличных мест очень ограничен. Я остановилась
на том, что сунула руку под мокрую рубашку, коснулась гладкой твердости бока.
Даже кожа промокла у него от прилипшей рубашки.
Ричард снял рубашку через голову, и я стояла в нескольких
дюймах от него, от гладкой плоскости живота, мускулистых бугров груди, когда он
выгнулся, снимая рубашку с головы. Вожделение, которое всегда овладевало мной,
когда я видела его без одежды, подтолкнуло моего зверя к его зверю. Шерстистые
бока потерлись друг о друга, осторожный перекат силы погладил, будто бархатом,
самые интимные места.
Ричард застонал сквозь зубы.
Я изо всех сил постаралась это прекратить, но то, что я это
сделала, не думая, бросило меня в жар. Я огляделась. Моя рука все еще только
касалась его бока, над джинсами, но вдруг это прикосновение стало интимным. Мне
хотелось убрать руку, но его ладонь накрыла ее раньше, чем я шевельнулась. Он
прижал мою руку к себе — сильно, но без насилия.
Он тронул меня за подбородок, поднял мое лицо к себе.
— Анита, все хорошо. Я рад, что ты, когда меня видишь,
все еще так реагируешь.
Я опять покраснела. Ничего не могла с собой поделать. Он
засмеялся — тихо, почти неслышно, с тем оттенком, какой бывает у мужчин, когда
они думают о чем-то интимном.
— Я очень скучал по тебе, Анита.
— Я тоже, — ответила я.
Его зверь бросился сквозь меня в вихре силы и ощущений, от
которых я ахнула. Мой зверь откликнулся, я не могла их остановить — а может
быть, не хотела. Эти силуэты теней сливались и распадались, проходили сквозь
нас, и я уже не могла дышать, не могла думать. Это Ричард сумел отпрянуть
первым и произнести:
— Боже мой, я и не думал...
Я почувствовала, каких усилий стоило ему отодвинуться от
меня, перестать. На его лице появилось деловое выражение, отрешенное от любых
эмоций, но я чувствовала, что в нем вибрирует еще многое. Он заговорил резко и
четко:
— Я вызову зверя Джемиля так, как это полагается
делать. Постарайся ощутить, что я делаю, как я с помощью своего зверя вызываю
зверя из него.
Я ответила, чуть еще запыхавшись:
— А потом я пойду лечить Грегори.
Он кивнул и добавил:
— Или могу еще вызвать зверя Шанг-Да, если тебе нужно
будет посмотреть еще раз.
— О'кей, — кивнула я.
Он обнял меня за талию, притянул к себе. Но это не было
таким интимным, как игры зверей внутри нас. Джемиль стоял к нам лицом. Он снял
рубашку и ботинки, но штаны на себе оставил. Впервые до меня дошло, что я ни
разу не видела его голым, кроме как когда он был ранен и при смерти. Один из
самых застенчивых оборотней, каких мне приходилось знать.
— Я готов, Ульфрик.
После того, что Ричард сделал со Стивеном, я сочла, что
Джемиль очень смело ему себя вверяет. Но Ричарду доверяли все, он того стоил.
Нет, здесь проблема не в недостатке доверия.
— Чтобы это сделать, физическое прикосновение не нужно,
но с ним легче. Поэтому я коснусь Джемиля, чтобы ты лучше поняла, как это
делается.
