— Нет, не требуется… Катя, тебе много раз звонили.
— А… — протянула она. — Наверное, мать Иры. Я вчера долго говорила с ней.
«Знает, что я ночевала не там или нет? — соображала она. — Если звонила мать Иры, то знает. Та наверняка сказала что-то такое, отчего он все понял. Ну и пусть. Падающего толкни!»
— Может быть, и мать Иры, — согласился он. — Женщина, во всяком случае. И еще мужчина.
— Кто? — удивилась она.
— Назвался Тимуром.
— Тимур… — Она некоторое время перебирала своих знакомых, пытаясь вспомнить хоть одного Тимура, но почему-то не могла этого сделать. — Странно, но у меня нет ни одного знакомого Тимура. Не перепутал ничего?
— Нет, его зовут Тимур. Он просил позвать тебя, по-моему, он тебя знает.
Она вдруг вспомнила.
— Ну конечно, муж Лики! — воскликнула она. — Где была моя голова? Я же вчера была у них и видела его. Но почему звонит он? Я с ним и сказала-то всего пару слов за всю жизнь. Может, что-то просил передать? С Ликой что-нибудь?
Ей вспомнилось состояние подруги в тот миг, когда она ушла из их квартиры. «Истерический припадок, — пыталась догадаться она. — А потом, вполне возможно — попытка самоубийства! На Лику это было бы очень похоже… И он звонит мне, потому что я вчера была там, думает, наверное, что я могу чем-то ее успокоить… Ну, мужики!»
— Он просил меня позвонить туда? — спросила она. — Ничего больше не сказал?
— Да, просил, чтобы ты ему позвонила, и поскорее. Я не понял, зачем ему это понадобилось. Но просил позвонить срочно, очень срочно.
«Ну вот, я была права. Лика что-то отколола, и он теперь кусает локти, — вздохнула Катя. — Жалко девку, и что это у нас такая невезуха с мужиками… А я еще ей про Иру расскажу, она вообще упадет духом… Или, наоборот, поднимется — часто чужое несчастье радует других. Даже незлых людей. Смотрите, мол, у некоторых еще хуже, чем у меня…» И это будет тоже похоже на Лику.
— Ладно, я ему позвоню, — сказала она. — Больше ничего?
— Телефон звонил еще раз, но я был в ванной, — виновато сказал он, и она как будто увидела перед собой его глаза — те глаза, которые она когда-то любила. — Не успел подойти, как он замолчал.
— Когда это было?
— Часов в десять утра.
Катя посмотрела на часы. Стрелка приближалась к часу пополудни, и ей подумалось, что скоро она опять увидит того мужчину в рубашке «сафари». «Он сказал, что придет после обеда. Или не придет, бывают и такие, которым просто надо потрепаться, — подумала она. — Хотя как раз он на такого типа не похож… Что ж, увидим».
— Ладно, — сказала она мужу. — Я позвоню Тимуру, по-моему, с Ликой что-то неладное делается… Хотя тебе все равно, конечно.
— Я виноват… — повторил он снова очень тихо. — Мне вовсе не все равно, просто чувствовал я себя ужасно. Иру жалко, поверь мне. Я ведь ее хорошо помню.
— Да, ее жалко, а еще жальче ребенка. — Катя сглотнула неизвестно откуда взявшийся комок в горле. — Хотя что, ты его не видел, мальчику всего три года, понимаешь? Матушка у Иры вроде особа стервозная, хотя и убита несчастьем. Но можно понять, что за человек. Понимаешь, ребенок ведь останется у нее на шее, а она и так считает, что он родился зря.
— Зря?
— Ни от кого, — пояснила Катя, хотя всю эту историю Игорь знал, как знали все знакомые Иры. — И она, мне кажется, собралась его вечно попрекать этим…
— Ужасно, — тихо сказал он, и она снова попросила его повторить, она не расслышала. Но он сказал, что это не важно, и повесил трубку.
Катя тут же набрала номер Лики. Отозвался мужчина.
— Тимур? — спросила она, поймав себя на том, что очень волнуется.
— Нет, кто его спрашивает? — тут же переспросили ее.
«Что за дела? — удивилась она. — Звоню Лике, но, чтобы поговорить с ней, мне нужно поговорить с ее мужем, а чтобы поговорить с ее мужем, мне нужно поговорить еще с кем-то и сказать, кто я такая…» Ответила она несколько раздраженно:
— Тимур звонил мне и просил позвонить ему. И я звоню. Он дома или мне позвонить позже?
— Вы — Екатерина Фомина?
— Как? — оторопела она.
Мужчина, говоривший с ней, назвал ее девичью фамилию, по мужу она была Булавина. «Чертовщина какая-то… — растерянно подумала она. — Что-то тут нечисто… И откуда он знает мою старую фамилию?» Но она тем не менее подтвердила, что да, она и есть Екатерина Фомина. Мужчина сказал:
— Передаю трубку.
И теперь с ней говорил Тимур. Голос звучал как-то странно: сдавленно и потерянно.
— Катя? Вы вчера были у нас…
— Ну да, была! — Она вконец рассердилась из-за этих недомолвок и непонятных расспросов. — И что из этого следует? Тимур, объясните мне! С кем я говорила?
— Со следователем.
— С кем?
— Здесь следователь, — повторил Тимур. — Лику вчера убили.
— Как?! Как?! — Кате казалось, что она кричит, но тут же она поняла, что не производит ни звука, — только открывает и закрывает рот. Крик не прорывался наружу, такого с ней еще не случалось. Ноги дрожали, и она подумала, что если бы стояла сейчас, то наверняка упала бы в обморок.
Тимур продолжал:
— Катя, вам надо приехать. С вами хотят поговорить. О ней.
— Да… Да… — Она наконец совладала со своим голосом и смогла несколько привести мысли в порядок. — Я тоже хочу кое о чем поговорить со следователем. Вам известно, Тимур, что позавчера вечером убили Иру Ардашеву? Нашу подругу?
«Надо теперь говорить — мою подругу, — поправила она себя. — „Нас“ теперь не осталось. Есть только я, и это моих двух подруг убили одну за другой… Впрочем, есть еще Лена. Она знает обо всем этом?»
— Я приеду немедленно! — сказала она. — Сейчас же! Меня подождут?
— Да, это они просили меня позвонить вам. Я и сам хотел вчера вечером… Нашел телефон в ее старой записной книжке…
«И поэтому я оказалась Фоминой, — сообразила Катя. — На „Ф“, Лика когда-то записала меня на „Ф“. Все ясно».
— Я буду через час, если удастся, — сказала она и положила трубку. Димы в агентстве не было. Некому было выкрикнуть все, что она узнала. «Он бы отвез меня, он бы не отказал, — подумалось ей, когда она торопливо швыряла в сумку необходимые вещи — деньги, расческу, записную книжку. — Он бы довез меня, и мы бы во всем разобрались… Нет, ни в чем я не разберусь, кому, кому все это понадобилось? Еще и Лика! Лика…»
В квартиру Лики и ее мужа она попала только к двум часам. Одну электричку на Ярославском вокзале упустила, и пришлось ждать еще минут десять, пока придет другая. За это время она едва не сошла с ума — кружила по платформе, бралась за голову, проверяя, горячий лоб или нет. Ее сильно знобило, и ей казалось, что она заболела. Поезд до Мытищ шел, как ей показалось, целый час. Сквозь грязное стекло вагона она видела бегущие мимо трубы, бетонные платформы, зелень вдоль дороги и все время говорила себе: «Подожди, это еще не конец света, все разъяснится», а другой голос, принадлежавший неизвестно кому, отвечал: «Нет, уже никогда не разъяснится. Никогда не станет ясно, как можно убить двух женщин, двух матерей, оставить сиротами двух детей. Этого тебе никогда не понять». И уже когда она вышла из вагона, узнала этот голос. Это был голос ее отца.
