Пусть будет с алмазной», – говорю я продавщице, но ей уже не до моды. Можно сходить покурить. Лезу в карман за сигаретами – и нащупываю там ювелирное изделие. Тоже новости.
В магазине такой переполох, что мне не хватает решимости просто вынуть перстень из кармана. Поэтому делаю вид, что нашёл его на полу. «Охренеть можно!» – восторгается дама.
Я наконец ухожу на волю, согревая в кармане алмазную грань. На коробочку для кольца у меня уже нет денег.
Следующим летом мы сидим с моей возлюбленной у неё дома на полу, возле открытого балкона, и ссоримся насмерть. Это выглядит как спор на темы любви и самолюбия.
По всем раскладам, она старше и хладнокровней, а я моложе и вообще гад. Жара стоит египетская, поэтому оба спорщика почти голые. На ней, к примеру, только моё кольцо и моя же рубашка.
«Раз уж на то пошло, – говорю я, – то и пусть». – «Тогда пусть», – отвечает она. «Даже так?» – «Именно так!»
То есть уже слова звучат прямо непростительные.
«Я вот, – говорю, – гляжусь в тебя, как в зеркало, до головокружения…» – «Да что ты??» – «Давай, – предлагаю, – не видеть мелкого в зеркальном отражении?» – «А кто это у нас мелкий?» Тут я просто зверею. «Как хочешь, – говорю. – Дело твоё. Любовь бывает долгая, а жизнь ещё длинней».
Тогда она снимает кольцо с пальца и кладёт мне в руку. Что, по идее, должно означать смертельный разрыв. Хотя рубашку не снимает. Правильно, молодец. Так и будем теперь поступать.
Я размахиваюсь и со всей силой швыряю кольцо в проём балконной двери – в солнце, в листву, с высоты шестого этажа.
Золотая пуля дзинькает алмазной гранью в один из редких прутьев балконной решётки и рикошетом выстреливает назад – в меня. Получи, фашист, гранату.
Ту т она молча берёт кольцо с пола и снова надевает на палец.
3
Знакомство с Димой случилось ещё в эпоху малиновых пиджаков. Теперь Дима владеет крупной, раскидистой фирмой, и ему нравится делиться со мной драгоценным опытом. Бывают странные разговоры.
– Значит, так. Когда тебя арестуют… – начинает он.
– С какой стати меня вдруг арестуют? Я ничего не нарушал.
– Но если всё-таки арестуют… Ты, главное, не сознавайся! Ни в чём!
– Мне и сознаваться-то не в чем.
– Тогда тем более – не сознавайся!..
Я не занимаюсь коммерцией. Но иногда получаю пышные коммерческие предложения. Однажды приятель моих приятелей, хозяин новенькой чёрной «ауди», предлагает таинственную сделку.
От меня, кроме банального посредничества, требуется: отвезти в Москву некую наличность (вполне астрономическую долларовую сумму) и передать её лично в руки человеку, которого я знаю со времён царя Гороха.
Гонорар за поездку – пятизначный. Суммарный доход от трёх-четырёх поездок обещает разбухнуть до шести знаков.
Своей интуиции я доверяю больше, чем Красному Кресту, Полумесяцу и Совету Безопасности Объединённых Наций.
Тихим простуженным голосом интуиция говорит мне, что я буду очень сильно раскаиваться. От простуды хорошо помогает горячее молоко с мёдом и отжатым туда чесноком. Сижу, обмотав шею шарфом, и колеблюсь.
Короче говоря, в последний момент я отказываюсь. Даже не потому, что знаю ситуации, когда человека, перевозившего чужие деньги, грабили свои же, по специальной наводке, и ограбленный попадал в кабалу ко вчерашним друзьям. А потому что – тихим простуженным голосом.
Месяц спустя, когда я рассказываю Диме этот неслучившийся случай, он возбуждается до крайности и кричит:
– НЕ ТАК!.. Не так надо было сделать!!
Немного успокоившись, Дима поясняет:
– Значит, так. В следующий раз…
– Следующего раза не будет.
– В следующий раз привозишь эти деньги сюда – ко мне!..
Постепенно вникаю в его сногсшибательную версию.
Меня «грабят» свои – то есть его – люди. Наносят на лицо бесспорные следы нападения и моего яростного сопротивления. Роняют на пол. Возможно, даже слегка пинают ногами. Затем Дима укладывает меня на три-четыре недели в комфортабельную больницу. У входа в палату дежурит милицейский пост. По выздоровлении безопасность гарантирована.
– Вряд ли ты получишь три четверти, – благородно заверяет Дима. – Но половина, считай, точно твоя!
Посылаю его к чертям собачьим вместе с его пинающимися коллегами.
– Ну не обижайся! Я ж тебя люблю.
Разговор вступает в задушевную фазу с участием «Remy Martin». Я отстаю ровно на три рюмки. Пользуясь отставанием, начинаю задавать неприличные вопросы. Типа репортажа о людях хороших.
– Ты свой бизнес любишь?
– Не очень.
– Утомляет?
– Типа того.
– Значит – только для денег?
– Конечно. Без базара.
– Какую наибольшую сумму ты держал в руках? Я имею в виду твои собственные деньги.
– Четыреста тысяч баксов.
Мы выпиваем ещё по рюмке.
– А ты ставишь какой-то предел? Ну, допустим, у тебя уже есть миллион. Или два. Что дальше-то?
– Ну… Куплю домик в Чехии где-нибудь. Будем жить с женой, с ребёнком… Буду, типа, на рыбалку ездить. Любовницу неподалёку поселю.
– А сейчас ты что? Не можешь такой домик купить?
– Могу уже сейчас. Могу даже купить штуки три…
– Так какого чёрта?!
Дима впадает в тяжёлую задумчивость. Похоже, мой вопрос его застаёт врасплох.
Коньяк уже на исходе.
– Ты, по-моему, на многое способен ради денег.
– Практически на всё, – признаётся Дима.
– Что – и на убийство?
Он смотрит на меня бесконечно долгим, внимательным взглядом, допивает свою рюмку и внятно произносит:
– Цена вопроса.
И, немного подумав, уточняет:
– То есть вопрос цены.
Через три месяца я вижу в теленовостях знакомую мне чёрную «ауди», подробно прошитую пулями вместе с владельцем.
4
Мне до смерти неохота обобщать.
Самая вкусная и питательная мысль, войдя в разговорную моду, становится пустоватой и холестериновой, вроде гамбургера.
Один гениальный античный мужчина в сандалиях на босу ногу, устав покоряться божеским прихотям и холодея от собственной дерзости, заявил открытым текстом раз и навсегда: «Ничто в мире не происходит случайно!» И почесал в кудрявой бороде.
Сегодня любая самопальная астрологиня объяснит вам за три копейки, сколь не случаен кирпич, прилетевший вон с той крыши. А за пять копеек напомнит о троюродном дедушке, чей кровавый порнографический грех вам предстоит искупить своей жизнью по полной программе.
