– Как ты могла отдать их этому монстру? – спросила
я, не успев подумать, почти инстинктивно.
Она заворчала, подергивая хвостом.
– Ты слаба, Элизабет. Габриэль это знал и презирал тебя
за это.
Она испустила рычащий кашель. И над этим рычанием как
режущее лезвие прозвучал голос Падмы:
– Элизабет, немедленно сюда, или я очень рассержусь!
Леопард взрыкнул в последний раз и пошлепал прочь.
– Это Габриэль сказал тебе, что она слаба, mа petite?
Я покачала головой:
– Она не привела бы их сюда, будь она хоть чуть
сильнее. Он позвал, и она пришла, но ей следовало прийти одной.
– Может быть, она сделала все, что было в ее силах, mа
petite?
– Значит, сил было недостаточно.
Я поглядела на Жан-Клода, на тщательную бесстрастность его
лица. Тело его было недвижно, спокойно. Приложив руку к его груди, я
почувствовала, как колотится сердце.
– Ты думаешь, что Дамиан мертв, – сказала я.
– Я знаю, что он мертв. – Жан-Клод смотрел на
меня. – Вопрос лишь в том, обратимо ли это.
– Мертвый – всегда мертвый, – возразила я.
Он засмеялся, прижимая меня к себе.
– Тебе, mа petite, лучше других известно, что это не
так.
– Кажется, ты говорил, что они сегодня не могут нас
убить.
– Так я полагал.
Класс! Каждый раз, когда я думаю, что уже поняла правила,
они меняются. И почему эти чертовы правила каждый раз должны меняться к
худшему?
Глава 17
Вилли подошел к нам, ведя Ханну за руку.
– Спасибо, Мастер! Спасибо, Анита.
На его худом лице были порезы – наверное, полученные в первой
схватке за «Цирк», и они уже заживали. Вид у Вилли был ужасный, он походил на
ходячего мертвеца даже больше, чем прежде.
– У тебя чертовски хреновый вид, – сказала я.
Вилли усмехнулся мне, блеснув клыками. Он еще и трех лет не был мертв, а умение
улыбаться, не показывая клыков, требует практики.
– Все путем. – Он посмотрел на Жан-Клода. – Я
пытался их не впустить. Мы все пытались.
Жан-Клод заправил сорочку в штаны, огладил ее и положил руку
на плечо Вилли.
– Ты бился с советом. Победил ты или проиграл, но ты
молодец.
– Спасибо, Мастер.
Жан-Клод обычно поправлял собеседника, когда его называли
Мастером, но сегодня, думаю, он решил соблюдать формальности.
– Пойдем, нам нужно к Дамиану. – Жан-Клод протянул
мне руку, и когда я не совсем поняла, что нужно делать, он положил мои пальцы к
себе на пульс. – Коснись меня, будто считаешь пульс.
– В этом есть какой-то тайный смысл?
– Это показывает, что ты мне более чем слуга или
любовница. Этот жест значит, что я считаю тебя равной себе.
– И что по этому поводу подумает совет?
– Это заставит их вести переговоры не только со мной,
но и с тобой. Усложнит им жизнь, а нам предоставит больше возможностей.
Я положила руку ему на пульс, который ровно бился у меня под
пальцами.
– Внести смятение в ряды врага?
Он кивнул – почти поклонился.
– Совершенно верно, mа petite. Совершенно верно.
Я пошла рядом с ним к выходу, правой рукой сжимая в кармане
браунинг, который подобрала с пола. Когда нас стало видно из коридора, пульс
Жан-Клода быстрее забился у меня под пальцами.
Дамиан лежал на боку, пронзенный мечом. Кровь пропитала
темную ткань куртки, надетой на голое тело. Острие меча торчало из спины
Дамиана – его раскололи надвое. Трудно было сказать на сто процентов, но вроде
бы у него было пронзено сердце.
Рядом с ним стоял новый вампир. В руках он держал двуручный
меч острием вниз, будто трость. Этот меч я узнала – тот самый, с которым Дамиан
спал в своем гробу.
Новый вампир был ростом выше шести футов и широк в плечах.
Желтые кудряшки его волос, остриженные в кружок, открывали уши. Одет он был в
белую рубаху и белые штаны – белое на белом, и стоял вытянувшись, как солдат по
стойке «смирно».
– Уоррик, – произнес Жан-Клод. – Я надеялся,
что ты смог уйти от нежных милостей Иветты.
Высокий вампир поглядел на нас, глаза его отметили мои
пальцы на запястье Жан-Клода. Потом он упал на одно колено и склонил голову,
держа двумя руками меч Дамиана и протягивая его нам.
– Он хорошо сражался. Уже давно не встречал я такого
противника. Я забылся и сразил его. Но я не желал смерти такого воина. Это
великая потеря.
Жан-Клод взял меч из рук вампира.
– Прибереги свои извинения, Уоррик. Я Дамиана пришел
спасти, не хоронить.
Уоррик поднял на нас голубые глаза:
– Но я пронзил его сердце. Будь ты тот Мастер, что
породил его, еще была бы надежда, но не ты вызвал его из могилы для второй
жизни.
– Но я – Принц Города, и Дамиан принес мне клятву
крови.
Уоррик положил меч на землю рядом с недвижным Дамианом.
– Тогда твоя кровь может его призвать. Я молюсь, чтобы
этого оказалось достаточно.
Я вытаращилась на него. Никогда не слыхала от вампира слова
«молюсь». Вампиры, по очевидным причинам, не слишком много молятся, потому что
– кому им молиться? Да, конечно, есть Церковь Вечной Жизни, но это скорее
гуманистическая религия, нечто вроде «новой волны». Не думаю, что там много
говорится о Боге.
Волосы у Дамиана были ярко-рыжие – поразительный контраст с
его алебастровой кожей. Я знала, что зелени его глаз может позавидовать любой
кот, но сейчас они были закрыты, и если дело обернется плохо, могут не
открыться никогда.
Жан-Клод присел к Дамиану и положил руку ему на грудь рядом
с мечом.
– Если я выну меч и сердце его не забьется и глаза не
откроются, то его больше нет. Один шанс, единственный шанс. Можем засунуть его
в какую-нибудь дыру лет на сто, и пока меч не будет вынут из его груди, этот
шанс останется. Если мы сделаем это здесь и сейчас, мы рискуем потерять его
навеки.
Вот почему никогда нельзя вынимать кол из сердца трупа,
каким бы мертвым он ни казался.
Я присела рядом:
– Для этого есть какой-нибудь ритуал?
Жан-Клод покачал головой:
– Я призову ту клятву крови, которую он давал. Это
поможет его вернуть, но Уоррик прав. Не я породил Дамиана. Не я его истинный
Мастер.
– Да, он ведь старше тебя лет на шестьсот. – Я
поглядела на вампира, разваленного мечом, лежащего в луже темной крови. На нем
была пара штанов от костюма под цвет куртки. Под курткой не было рубашки, что
придавало вампиру странный эротический вид.