Я поверила. Я тоже не хотела, чтобы кто-нибудь из совета
меня трогал. Когда бы то ни было.
Долгая ожидалась ночь.
Глава 49
Там, где стоял когда-то трон Николаос, а потом расположилась
гостиная Жан-Клода, устроили пиршественный зал. Где-то нашли стол более десяти
футов длиной. Виднелись только его тяжелые лапы с когтями и резными львиными
мордами, а остальное было покрыто золототканной скатертью, переливающейся на
свету. Если бы действительно с нее пришлось есть, я бы боялась ее запачкать, но
еда на столе отсутствовала. Стульев тоже не было. И тарелок. Лежали белые
льняные салфетки в золотых кольцах, стояли хрустальные бокалы и промышленных
размеров подогреватели с голубым газовым пламенем под блестящей поверхностью.
Над столом был подвешен за руки мужчина, точно над пустым подогревателем.
Мускулистый торс был обнажен, рот замотан тряпкой, прихватившей и собранные в
пучок волосы. На висках они были сбриты, но это не совет сделал в порядке
мучений, а он сам. В окружении Жан-Клода он появился недавно, высказав желание
стать вампиром, и теперь проходил что-то вроде ученичества, работая мальчиком
на побегушках. Сейчас, очевидно, он должен был послужить закуской перед обедом.
Со мною, Жан-Клодом и Ричардом были Джемиль, Дамиан, Джейсон
и, как ни странно, Рафаэль. Царь Крыс настоял, что пойдет с нами, и я не
слишком горячо спорила. Нам разрешили взять с собой по одному сопровождающему
плюс Джейсона. Его присутствия Иветта требовала особо. Взяв его с собой, мы
получили лишнего вервольфа, но синие глаза его были чуть слишком большими,
дыхание чуть слишком убыстренным. Иветта вполне соответствовала представлению
Джейсона об аде, и ад послал ему приглашение.
Эрни глядел на нас, дергаясь и болтая ногами, пытаясь что-то
сказать через кляп. Кажется, «снимите меня», но голову на отсечение я бы не
дала.
– И что это все значит? – спросил Жан-Клод. Голос
его наполнил просторный зал, шипя и перекатываясь, пока не вернулся резким
свистящим эхом.
Из дальнего коридора выступил Падма. Его одежда сверкала
золотом не хуже той скатерти. Он даже надел золотой тюрбан с фазаньими перьями
и сапфиром больше моего пальца. Как актер, который пробуется на роль магараджи.
– Ты нам не оказал ни малейшего гостеприимства,
Жан-Клод. Малкольм и его народ предложили нам подкрепиться. Но ты, Принц
Города, не предложил ничего. – Он показал на Эрни. – Вот этот вошел
сюда без нашего разрешения. Он сказал, что он твой.
Жан-Клод подошел к столу так, чтобы смотреть в лицо Эрни.
– Ты вернулся из отпуска на два дня раньше срока. В
следующий раз, если будет следующий раз, сперва позвони.
Эрни глядел на него выпученными глазами, что-то мыча сквозь
кляп, и задергал ногами так, что даже закачался.
– Если будешь дергаться, плечи заболят еще
сильнее, – сказал ему Жан-Клод. – Успокойся.
После этих слов Эрни медленно обмяк. Жан-Клод поймал его
взгляд и убаюкал его – если не усыпил, то, во всяком случае, успокоил.
Напряжение оставило его тело, и он глядел на Жан-Клода пустыми ждущими глазами.
Он перестал бояться – и то уже хорошо.
Гидеон и Томас вышли из коридора и встали по обе стороны от
Падмы. Томас был в мундире, сапоги надраены, как черное зеркало. Белый шлем с
конским хвостом в виде султана. Китель красный, пуговицы медные, белые перчатки
– даже шпага на боку.
Гидеон был почти гол – с единственной на теле белой
набедренной повязкой. Еще был тяжелый золотой ошейник с мелкими бриллиантами и
крупными изумрудами, и по нему рассыпались тщательно расчесанные золотые
волосы. От ошейника шла цепь, конец которой находился в руках Томаса.
Падма протянул руку, и Томас подал ему цепь. Ни Томас, ни
Гидеон не обменялись даже взглядом. Они уже видали это представление.
Единственное, что удержало меня от какой-нибудь язвительной
реплики, – это то, что сегодня я обещала дать говорить Жан-Клоду. Он
боялся, как бы я кого-нибудь не разозлила. Это я-то?
Жан-Клод обошел вокруг стола. Мы с Ричардом шли на шаг
позади него, будто передразнивали Падму и его зверинец. Эту символичность
заметили все. Но только мы с Ричардом притворялись, а наши отражения – вряд ли.
– Насколько я понял, вы хотите перерезать ему горло,
слить кровь в подогреватель и предложить нам всем? – спросил Жан-Клод.
Падма улыбнулся и грациозно склонил голову.
Жан-Клод рассмеялся своим дивным осязаемым смехом.
– Если бы ты действительно собирался это сделать,
Мастер Зверей, ты бы подвесил его за ноги.
Мы с Ричардом переглянулись у него за спиной. Потом я
оглянулась на мирно висящего Эрни. Откуда Жан-Клод знает, что подвешивать надо
за ноги? Ладно, глупый вопрос.
– Ты хочешь сказать, что мы блефуем? – спросил
Падма.
– Нет, просто работаете на зрителя.
Падма улыбнулся почти до самых глаз.
– Ты всегда хорошо умел играть в эту игру.
Жан-Клод слегка поклонился, не отрывая глаз от собеседника.
– Я польщен твоей высокой оценкой, Мастер Зверей.
Падма сухо и резко рассмеялся.
– У тебя медовый язык, Принц Города. – Вдруг юмор
резко испарился, пуф – и нету. Лицо Мастера Зверей закаменело, стало пустым,
один только гнев остался в нем. – Но все равно ты был негостеприимен. Мне
пришлось питаться через своих слуг.
Он потрепал Гидеона по холке. Тигр-оборотень не
прореагировал. Будто Падмы здесь и не было. Или будто не было Гидеона.
– Но есть среди нас другие, не столь счастливые, как я.
Они голодают, Жан-Клод. Они на твоей территории, у тебя в гостях, и испытывают
голод.
– Их кормил Странник, – ответил Жан-Клод. – Я
думал, что он кормит и тебя.
– Мне не нужна эта сброшенная энергия, – сказал
Падма. – Он поддерживал других, пока вот эта, – свободной рукой он
показал на меня, – не велела ему перестать.
Я хотела что-то сказать, чуть не попросила разрешения, но
потом подумала – а хрен с ним.
– Попросила его перестать, – поправила я. –
Никто не говорит Страннику, что ему делать.
От такой дипломатичности у меня аж зубы заныли.
Сначала в комнату влетел громогласный смех, и лишь потом
вошел он. Новое тело Странника было молодым, мужским, красивым и настолько
недавно умершим, что даже сохранило хороший загар. Рядом с ним шел Балтазар и с
видом обладателя этого тела ощупывал его. Новая игрушка. Мне говорили, что
Малкольм одолжил Страннику одного из членов Церкви. Интересно, знает ли
Малкольм, что Странник и Балтазар делают с этим телом.
Сказать, что они оба были в тогах, было бы не совсем точно.
Странник был завернут в ткань сочного пурпурного цвета, заколотую на плече
золотой брошью с рубином. Обнаженное левое плечо выгодно показывало загорелую
кожу. На талии этот наряд затягивался двумя плетеными красными шнурами. Одежда
доходила почти до лодыжек, открывая ремешки сандалий.
