«Послушай ты, идиот, — сказал я. — Если хочешь узнать, что делать дальше, принеси мне табличку. Ибо я единственный, кто способен ее понять, единственный, кто умеет читать на языке обитателей древнего Ханаана».
7
Ремат не шелохнулся. Слишком напуганный, он даже выронил из рук мои останки, и теперь кости, когда-то бывшие моими руками и ногами, поблескивали, словно отполированные камешки, на отшлифованном полу. Там же я увидел и свои зубы.
Мардук оставался неподвижен.
Раздался вой. Он постепенно усиливался — казалось, ветер гулял по дворцу и храму и, коридор за коридором, уголок за уголком, приближался к нам. Я взглянул вверх и увидел такое скопление духов, какого никогда еще не встречал.
Стены и потолок комнаты исчезли, и передо мной будто открылся весь мир, наполненный неприкаянными душами, которые смотрели прямо на меня, невнятно бормотали и тянули жаждущие прикосновения руки. Однако было очевидно, что они по-прежнему боятся меня.
«Убирайтесь!» — рявкнул я.
Плотное облако мгновенно рассеялось, но громкий вой болью отозвался в ушах. А когда я вновь бросил взгляд на Мардука, то увидел, что лицо его сделалось холодным, в нем больше не было страха, но исчезло и привычное ласковое, доверительное выражение.
Я повернулся и легкой походкой направился к распростертому на полу телу Асенат, чтобы взять табличку. Понять текст оказалось непросто. Да, это был древнееврейский язык, но тот диалект, на котором говорили задолго до моего рождения. Я постарался сначала прочесть его про себя.
Оглянувшись, я увидел, что жрец застыл в дальнем углу комнаты, а Мардук молча наблюдает за мной.
Старательно выговаривая каждое слово, я начал читать: «И после того, как увидите его смерть, увидите, что все соки его тела, его плоть и душа обратились в прах и оказались навеки запертыми под слоем золота, позвольте ему войти в этот прах и пребывать в нем до тех пор, пока господину не будет угодно призвать его…»
«Так исполни предначертанное! — воскликнул Ремат. — Отправляйся в прах!»
Я вновь перевел взгляд на табличку.
«И как только прах будет собран, навеки заключив в себе его душу, он веками станет служить тому, кто по праву владения и благодаря своему могуществу будет его господином, исполнять его волю и отправляться в странствия по его повелению. Как только господин произнесет: „Явись“, Служитель праха должен явиться к нему. Когда господин повелит: „Облачись в плоть“, Служитель праха облачится в плоть, когда господин повелит: „Возвратись в прах“, Служитель праха повинуется ему беспрекословно. Когда господин прикажет: „Убей этого человека“, Служитель праха убьет того, на кого будет указано. А когда господин скажет: „Лежи смирно и наблюдай, раб мой“, Служитель праха исполнит приказание. Ибо Служитель и прах отныне едины. И ни один дух, обитающий под небесами, не вправе соперничать в силе со Служителем праха».
«Ну, вот и вся история», — сказал я.
«В прах! Отправляйся в прах! — вскричал Ремат, дрожа всем телом и сжимая кулаки. — Вернись в прах! Лежи смирно и наблюдай, раб мой!»
Я не шевельнулся и лишь пристально посмотрел на него. А во мне самом тем временем ничего не изменилось.
На глаза мне попалась простыня, сдернутая с кушетки, — чистая, ибо ту, на которой спал я, уже сменили. Я соорудил из нее мешок, а потом опустил туда табличку, свой собственный череп, все еще горячий и сверкающий золотом, а следом кости, оставшиеся от бедер, голеней, предплечий… Я постарался собрать все, что когда-то было Азриэлем — дураком и невеждой, все, до последнего фрагмента: зубы, косточки ступней… Взвалив на плечо мешок с костями, я вновь взглянул на Ремата.
«Будь ты проклят! — завопил он. — Отправляйся в ад! В прах!»
Я подошел к нему, протянул правую руку и сломал ему шею. Он умер прежде, чем рухнул на колени. Я увидел, как отлетела его объятая ужасом душа. Сначала она была полупрозрачной, потом утратила форму и наконец исчезла, растворившись в воздухе.
Я повернулся к Мардуку, который выглядел совершенно сбитым с толку.
«Что ты намерен делать, Азриэль?» — спросил он.
«А что я могу, господин мой? — отозвался я. — Что я могу, кроме как попытаться отыскать в Вавилоне самого могущественного мага — того, кто обладает достаточной силой, чтобы открыть, что ждет меня в будущем, или сказать, что я обречен вечно скитаться в таком виде? Ведь я, как видишь, стал никем — слабым подобием живого существа. Неужели меня ждет участь бессмертного странника? Да, тело мое при мне, я видим, но я никто, а все, что осталось от меня на самом деле, лежит в этом мешке».
Не дожидаясь ответа, я вышел из комнаты. Да, я отвернулся от него — наверное, это было грубо и легкомысленно с моей стороны, и такой поступок достоин сожаления. Я чувствовал, что он последовал за мной.
Все еще сохраняя человеческий облик, я прошел по храму. Стражники пытались остановить меня, но одним движением руки я решительно отшвыривал их прочь. А когда в спину мне воткнулось копье, а потом тело пронзил меч, я ничего не почувствовал, а только мимолетно взглянул на растерянных и жалких обидчиков и продолжил путь.
Перешагнув порог дворца, я направился к царским покоям. И здесь стражники набросились на меня, но я с легкостью прошел сквозь них, ощутив лишь легкую дрожь. Спотыкаясь, они бросились следом.
Мардук наблюдал за мной издали.
В царской спальне я увидел отдыхавшего на ложе Кира, а рядом с ним — прелестную шлюху. При моем появлении царь нагишом вскочил с ложа.
«Ты узнаешь меня? — спросил я. — Скажи, что видишь перед собой».
«Азриэль! — воскликнул он с неподдельной радостью. — Сын мой! Значит, тебе удалось обмануть смерть?!»
Слова его прозвучали так искренне и сердечно, что я буквально опешил. Царь подошел и обнял меня. Но едва руки его сомкнулись вокруг пустоты, он понял, что я лишь видимость, не более чем пузырь на поверхности воды, готовый в любой момент лопнуть. Но пузырь не лопнул. Точнее, я не лопнул. Кир попятился.
«Да, я мертв, господин мой, — кивнул я. — А все, что от меня осталось, покрыто золотом и лежит в мешке. И теперь ты должен возвратить мне долг».
«Но как?»
«Царю Киру, конечно же, известно имя самого могущественного в мире мага, наисильнейшего и наимудрейшего из всех. Где он? В Персии? В Ионии? В Лидии? Скажи, где его найти. Я превратился в кошмар и навожу ужас на всех. Даже Мардук теперь боится меня. Назови мне имя наимудрейшего, Кир, — того, кому ты, окажись на моем месте, доверил бы собственную душу».
Кир опустился на край ложа. Шлюха тем временем успела прикрыться простыней и молча наблюдала за нами. Мардук тоже вошел в комнату. Он не произнес ни слова, и хотя лицо его утратило холодность и подозрительность, прежнего теплого, доброжелательного выражения на нем тоже не было.
«Я знаю такого человека, — заговорил Кир. — Из всех магов, каких я когда-либо встречал, только он обладает истинным могуществом, и при этом скромностью и простотой души».
