– Где он? – спросил я.
– Где кто?
– Найалл, разумеется.
– Ты видишь его здесь?
– Ты прекрасно знаешь, что нет. Ну, и как же он ушел? Через окно?
– Это смешно!
– А чем еще ты могла заниматься в постели среди бела дня? – сорвался я на крик.
Тут я внезапно потерял уверенность в своей правоте и взглянул на часы. Они все еще показывали центральноамериканское время. Самолет приземлился в Хитроу на рассвете, и, стало быть, время едва перевалило за полдень.
– Мне сегодня не надо на работу, и я решила поваляться. – Оттолкнув меня, она прошла мимо и уселась на постель. – Почему ты не предупредил, что приедешь?
– Почему? Я только что вернулся, и мне не терпелось тебя увидеть!
– Я думала, что ты сначала позвонишь.
– Сью, ты же обещала, что этого больше не будет никогда.
– Это совсем не то, что ты думаешь.
– По-моему, как раз то! – Я ткнул в сторону превращенной в пепельницу тарелки. – Ты считаешь меня полным тупицей? Не лги мне, пожалуйста, никогда больше не лги!
Ее глаза наполнились слезами, но она выдержала мой взгляд и сказала спокойно:
– Ричард, мне очень жаль. Найалл нашел меня. Однажды вечером он выследил меня, преследовал до самого дома. И у меня не было сил с ним спорить.
– Как давно это случилось?
– Пару недель назад. Послушай, я знаю, что это значит для нас обоих. Только, пожалуйста, не надо делать все еще хуже, нам это все равно не поможет. Найалл не собирается оставлять меня в покое, что бы мы ни делали, какие бы обещания я ни давала.
– Я никогда не вырывал у тебя обещаний, – возразил я.
– Ладно, пусть так, но теперь с этим покончено.
– Ты чертовски права – с этим покончено!
– Давай оставим все как есть.
Я едва расслышал ее слова. Она вся сжалась: обхватила руками колени и опустила голову так низко, что мне оставались видны только ее макушка и плечи. Лицо ее было обращено к столику у кровати. Я заметил, что тарелки с окурками уже нет. Видно, она как-то незаметно спрятала ее. Эти ее торопливые попытки замести следы, как и виноватый вид, только подтверждали мои подозрения. Найалл был здесь прямо передо мной. Я понял это сразу, как только постучал в ее дверь.
– Мне остается только уйти, – сказал я. – Но все-таки скажи напоследок: что это за крючок, на котором Найалл тебя держит? Почему ты позволяешь ему так с собой поступать?
– Он умеет зачаровывать, Ричард, – ответила она.
– Это я уже слышал. Умеет так, что крутит тобою, как хочет?
– Нет, правда. Это гламур. Найалл гламурен.
– А если серьезно?
– Куда уж серьезнее! Это – главное, что есть в моей жизни. И в твоей тоже.
Сказав это, она подняла взгляд. Худая, поникшая фигурка среди перекрученного мятого постельного белья, кучей лежавшего на матраце. Она заплакала, молча и безнадежно.
– Я ухожу, – сказал я. – И больше не пытайся со мной связаться.
Она спустила ноги с кровати, с трудом распрямилась, словно испытывала боль, и встала.
– Я люблю тебя, Ричард, именно за твой гламур, – сказала она. – Это он влечет меня к тебе.
– Мерзкое слово!
– Этого ты не изменишь. Твой гламур никуда от тебя не денется. Вот потому-то Найалл и не дает мне уйти. Я чарую его точно так же, как он меня. И ты тоже. Если уж ты окутан гламуром, ты никогда не позволишь уйти…
В этот момент в комнате где-то за моей спиной послышался явственный смешок. Смеялся мужчина. Этакое презрительное фырканье, когда у человека нет уже больше сил сдерживать веселье на ваш счет. Я резко обернулся, с ужасом понимая, что Найалл все это время был здесь, в комнате. Но никого не увидел. И только теперь я обратил внимание на дверцу гардероба, которая все время была открыта. Это было единственное подходящее место! Там достаточно просторно, чтобы спрятаться. Значит, Найалл все время стоял в шкафу!
Новая волна бессильной злобы захлестнула меня. Я желал только одного – немедленно бежать отсюда. Я бросился к двери, с силой рванул ее, заметив, как блеснули стальные петли, пересек коридор и стремглав выскочил на улицу, захлопнув за собой входную дверь. Я был слишком зол, чтобы садиться за руль. Я помчался пешком по улице, торопясь уйти как можно дальше от этого места. Ослепленный гневом, я шел и шел по направлению к дому, с единственным желанием – освободиться от нее и забыть. Я поднялся вверх до Арчуэя, затем по виадуку вышел в Хайгейт, потом спустился к Хэмпстед-Хит. Гнев одурманивал меня, мысли кружились нескончаемым водоворотом: я вспоминал все незаслуженно нанесенные мне обиды. Я понимал, что устал от долгого перелета, что нарушен нормальный суточный ритм, что в таком состоянии трудно мыслить рационально и вряд ли я смогу здраво разобраться в том, что произошло. Вероятно, в тот момент я воспринимал окружающее скорее как галлюцинацию, чем как реальность: высотные здания за бывшей пустошью к югу от низины, ряды старинных красно-кирпичных домов; я мчался, едва обращая внимание на прохожих и шум транспорта. Я срезал путь, пройдя боковыми переулками через жилой район, застроенный виллами викторианской эпохи. Улицы густо заросли старыми деревьями – платанами, декоративными вишнями и дикими яблонями, утратившими к концу лета былую свежесть; по обеим сторонам дороги стояли машины, припаркованные колесами на тротуар. Я проталкивался мимо людей, едва замечая их, бегом пересек Финчли-роуд, лавируя в потоке машин. Впереди меня ждал спуск с холма в западную часть Хэмпстеда – длинные прямые улицы с несущимися по ним легковыми автомобилями и грузовиками, множество людей на тротуарах, ожидающих автобуса или спешащих по магазинам. Я протискивался в толпе, думая только о том, как бы поскорее добраться до дома, залезть в постель, попытаться уснуть и забыть во сне свою злобу, а заодно и восстановить жизненный ритм.
Я свернул к Вест-Энду и почувствовал себя почти дома. Уже осталась позади станция подземки Уэст-Хэмпстед, я прошел мимо круглосуточного супермаркета и приближался к полицейскому участку. Все это были хорошо знакомые ориентиры моей лондонской жизни до появления в ней Сью. Я уже начинал строить планы на будущее, думать о работе. Во время долгого перелета домой продюсер рассказывал о новом проекте – серии документальных фильмов для Четвертого канала. Речь шла о солидной программе, требовавшей многочисленных командировок. Как только отосплюсь и полностью восстановлю силы, немедленно позвоню ему – уеду на некоторое время из страны, займусь привычным делом, поразвлекусь на досуге с зарубежными красотками.
Долгая прогулка пешком прояснила мой разум. Больше никакой Сью, никакого Найалла, никаких воскресающих надежд и нарушенных обещаний, ни уверток, ни лжи. Кому нужен секс вечером, если сожалеешь об этом той же ночью? Я ненавидел Сью за все, что она мне сделала. Я сожалел о доверительных признаниях, о ночах любви. Вспомнить только, как она разглагольствовала сама с собой! С тех пор как я это увидел, я не раз спрашивал себя, вполне ли она в своем уме. Теперь я был твердо уверен в том, что Сью полубезумна. А Найалл! Могло быть одно-единственное рациональное объяснение тому факту, что я ни разу его не видел. Этот человек – не более чем фантом, плод ее поврежденного рассудка! Найалла не существует/ Что-то ударило меня в спину и швырнуло вперед. Я ничего не слышал, но понял, что падаю внутрь витрины. Толстое стекло разбилось и осыпало меня градом осколков. Какой-то частью сознания я еще воспринимал происходящее. Я понимал, что качусь по земле, изгибая спину, в то время как немыслимый жар палит мне шею, ноги, руки и волосы. Когда тело прекратило движение, единственным звуком был треск ломавшейся витрины и звон разбитого стекла. Осколки все падали, поливая меня бесконечным дождем боли, а откуда-то снаружи ко мне со всех сторон подступала необъятная и полная тишина. И мрак.
