Поднимая «скорпион», Алька понял: тогда Наиль вполне мог быть среди тех, кто насиловал Настену. Даже если не был – вполне мог. И понял другое: он очень хочет убить этого человека. Преднамеренно, а не как давеча на фабрике, в горячке боя… Надавить спуск и увидеть, как на лбу у него появится крохотная, словно от шила, ранка.
Палец подергивался, палец плясал на спусковом крючке.
– Лечь! – звенящим голосом скомандовал Алька. – Лицом вниз!
Потом он понял: целясь в переносицу Наиля, подспудно хотел, чтобы тот не выполнил приказ или замешкался. Чтобы появился повод для выстрела. Но дезертир рухнул, как подкошенный. На самом деле он охранял лагеря или все-таки воевал, но кое-что в жизни явно повидал. Знал, с каким лицом убивают.
Альку слегка отпустило. Подскочил, несколько раз ударил ногой в ребра, сильно ударил, хрустко, но уже без прежнего желания убить. Наступил дезертиру на затылок, втискивая лицо в мох. Выкрикнул:
– Кто здесь главный, гнида? Ну?!
Из глубин моховой кочки раздалось нечто неразборчивое, но общий смысл улавливался: главный здесь Алька и никто иной.
Вот так и только так, вертухай! Я «манул», а ты – дерьмо!
Теперь, по казарменной науке воспитания, успех необходимо закрепить. Поднять Наиля и заставить выполнить что-нибудь этакое, тяжелое и бессмысленное. Учитывая отсутствие сортиров и зубных щеток, триста приседаний будут в самый раз.
Но Алька ничего подобного не приказал, враз потеряв интерес к педагогическому процессу – перехватил взгляд Настены. До сих пор девушка избегала смотреть на него, а сейчас глядела во все глаза. Но лучше бы она этого не делала… Так же, наверное, она смотрела на очередных насильников после нескольких месяцев жизни в лагере.
Альке стало мерзко. Отошел, опустился на кочку… Как жить в этом поганом мире? Почему нельзя, как в старину, иметь нормальную работу, достаток, дом, жену, детей? Жить и не опасаться, что все это отберут, тебя убьют, а близких изнасилуют? Почему есть лишь один выбор: или ты остаешься человеком и тебя избивают, грабят, убивают, насилуют, – или избиваешь, грабишь и насилуешь ты?..
Ответа не было.
Вернее, ответа не существовало при заданных условиях задачи. В этом мире нормально жить нельзя. Потому что он, этот мир, давно мертв. Сдох, а люди и не заметили за повседневными делами… Все, что здесь и сейчас происходит, – посмертные конвульсии, дергание отрубленных лягушачьих лапок под действием электричества.
Новый мир – вот ответ на все вопросы. Там нет нужды резать глотки за последние крохи еды и капли горючего. Там люди поневоле начнут помогать друг другу, иначе не победить в противостоянии с неведомой и дикой планетой. Там все наладится, пусть не сразу, постепенно, но наладится. И у них с Настеной наладится, мерзкое прошлое не изменить, но можно позабыть, если живешь настоящей и полной жизнью, живешь, каждый день открывая что-то новое в незнакомом мире.
В прекрасном новом мире…
4. Возле Медного Коня поцелуешь ты меня…
На Сенатской, как всегда, было многолюдно и шумно.
Все торговали всем – с лотков, с поставленных на землю ящиков, просто развесив на руках, громко нахваливали свой товар, стараясь перекричать конкурентов, и хватали за полу потенциальных покупателей.
Лишь один продавец вел себя величаво и достойно, резко выделяясь среди остальной толпы. Седобородый не то узбек, не то другой выходец с Востока молча сидел на низеньком пластиковом ящике, далеко вытянув вперед ногу. Единственную ногу – вторая была ампутирована выше колена, и протез старик не носил. На груди его поблескивала одинокая медаль – «За оборону Новосибирска», насколько я смог разглядеть ленточку.
На другом ящике перед аксакалом был разложен его товар – сероватые комочки «слизи», коричневые и желтые колбаски «пыльцы» и другие слабые и не очень наркотики растительного происхождения. Патрульные, временами проходившие мимо, прекрасно видели, чем торгует старик, но предпочитали не связываться.
Приобрести здесь можно было не только дурь – все, что душе угодно, особенно если знать, к кому подойти и шепнуть на ухо правильные слова, – на руках, на лотках и на ящиках красовались лишь самые безобидные из предлагаемых товаров.
Я ничего покупать не собирался. Прогуливался, глазел на товары, на продавцов. Ничего подозрительного. Никаких признаков, что готовится операция по моей поимке. А они – и операция, и поимка – вполне реальны. Я договорился встретиться с лейтенантом Сабитовым именно сегодня и именно здесь – на тот случай, если при нашем побеге из черного трибунала уходить придется поодиночке… Шансы на то, что лейтенанту удалось ускользнуть от погони, невелики. Может, в небе он ас, но на грешной земле все навыки и умения вертолетчика малопригодны. А если Сабитов попал в руки спецам ОКР, у них найдется достаточно способов развязать лейтенанту язык. При таком раскладе меня должна бы поджидать на Сенатской засада – однако никаких признаков, что поджидает.
Явился я загодя, за два часа до назначенного времени, и долго гулял среди торговых рядов, заодно обследовав прилегающие улицы. И всё впустую. Ни одной подозрительной машины. Ни одного торговца, выглядевшего ненастоящим, ряженым. А глаз у меня намётан, самому приходилось готовить и проводить подобные операции.
– Мужчина, «таблетку» не купите? – вполголоса обратился ко мне субъект неприметного вида, без единой черты, способной зацепить взгляд. – Чистенькая, перепрошитая, и недорого.
Стоял субъект вполоборота ко мне, настороженно зыркая по сторонам. А когда говорил, губы почти не шевелились. Чревовещатель, да и только.
Я молча покачал головой.
– Может, «балалайку» под заказ? – не унимался субъект. – Срок два дня, аванс треть суммы.
Как раз в «балалайке» я нуждался, и даже очень. Но не в простой, куда закачаны данные никогда не существовавшего человека – такая подделка выдержит лишь рутинную первичную проверку. Более сложный вариант – «балалайка», данные с которой внесены ломщиком в федеральные базы данных, – меня тоже не устраивал. «Невидимка» – вот идеальное прикрытие для человека в моем положении. Штука сложная в производстве, немногие граверы берутся за ее изготовление. И, естественно, те из них, кто мне известен – засвечены в ОКР.
«Балалайка» нужна, но не здесь же ее покупать? Лучшего способа спалиться не придумаешь… Я повторил свой жест отказа, и субъект скользнул в сторону, ловко ввинтился в толпу и исчез из виду.
Ай-ай-ай… нехорошо. Дело даже не в том, что половина рыночных жучков, приторговывающих «балалайками» и «таблетками», по совместительству трудятся в ОКР внештатными стукачами. Дело в том, что все они неплохие физиономисты и свой товар кому попало не предлагают. Значит, есть что-то в моем нынешнем облике, позволяющее заподозрить в готовности к криминальным сделкам… Надо менять имидж. Темные очки можно будет снять уже через пару дней, когда глаза перестанут слезиться от яркого света, – так, по крайней мере, обещал подпольный окулист, изменивший мне рисунок сетчатки.
