Время странно замедлилось. Казалось, они целую вечность стояли напротив друг друга: сеп, не отрывающий взгляд от «манула» и никак на ощупь не попадающий гильзой в патронник, – и Алька, изо всех сил давящий на спусковой крючок.
Вечность спустя он понял, что просто-напросто не снял оружие с предохранителя. Сдвинул рычажок перед прыжком – все как положено, все по инструкции, – а обратно вернуть позабыл.
Сеп затолкал-таки патроны в стволы ружья, стал закрывать его – и тут «абакан» разродился наконец длинной очередью. Пули отшвырнули врага, откинули к штабелю синих пластмассовых ящиков. Пули кромсали плоть и в клочья рвали одежду. Автомат содрогался в руках и грохотал, грохотал, грохотал… А потом смолк, Алька услышал пронзительный, истошный вопль на одной ноте: «А-а-а-а-а-а!!!» – удивился живучести человека, буквально нашпигованного свинцом, и вдруг понял, что кричит не сеп – он сам…
Рядом непонятно когда и как оказался Багиров, потянул «абакан» из сведенных судорогой пальцев, что-то говорил – Алька слышал звуки, попробуй не услышать этакий взрыв в собственной голове, но не понимал ни слова…
Он только что впервые убил человека.
6. Тихая кабинетная работа
Генерал Кравцов, руководивший боем, мало напоминал полководцев былых времен, распоряжавшихся жизнью и смертью на поле сражения. Ни порохового дыма с пушечным грохотом, ни свистящих мимо ядер, ни прижатой к глазу подзорной трубы, ни гонцов, скачущих на взмыленных лошадях к полкам и дивизиям, ожидающим приказа…
Звуки выстрелов и взрывов до «Дмитрия Донского» доносились, но звукоизоляция гондолы не пропускала их внутрь. Действие на полутора десятках экранов, установленных перед генералом, происходило безмолвно. Сюжеты перед генералом разворачивались самые разные: передаваемые камерами, установленными на самолетах, на вертолетах, даже на ракетах и реактивных снарядах. Плюс то, что видели десантирующиеся бойцы – непосредственная картина близкого боя, порой даже рукопашного, транслируемая через «балалайки».
Конечно, видеоинформация попадала к главе ОКР далеко не в полном объеме, в таком густом потоке мелькающих кадров одному человеку не успеть разобраться. Самое главное, происходящее в ключевых точках, отбирали одиннадцать офицеров-операторов, курировавших действия боевых подразделений. Они же работали с устными донесениями командиров штурмовых групп, ракетных дивизионов, эскадрилий, сообщая наиболее важную информацию Кравцову. Принимали решения по тактическим вопросам, встающим в ходе боя, – генералу не приходилось отдавать приказания увеличить плотность огня или изменить вектор атаки. Он ставил задачи: батареи мятежников, обстреливающие Печорский аэропорт и препятствующие приему самолетов с техникой, должны быть уничтожены. Какими силами и как – это дело уже операторов и их подчиненных. Лишь когда сил не хватало, когда приходилось вводить в дело части из резерва, решать, какой свежий батальон или эскадрилья вступит в бой, приходилось Кравцову.
Казалось бы, работа штабного оператора тихая и кабинетная: бой далеко, мерно жужжат компьютеры, кондиционеры создают приятную прохладу, по одному движению руки ординарец ставит рядом чашку горячего кофе… Однако, странное дело, изнашивается организм офицеров-операторов не меньше, чем у их коллег, геройствующих под пулями и осколками. Инфаркт в сорок лет – профессиональное заболевание операторов и прореживает их ряды не слабее плотного пулеметного огня.
…Сражение разворачивалось не совсем так, как планировали в Петербурге, в большом доме с аркой, украшенной вздыбленными конями. Ночной авиаудар достиг цели: сепаратисты лишились единой системы ПВО – силам вторжения противодействовали лишь ее остатки и осколки, отдельные, лишенные общего управления батареи и установки. Но все же противодействовали, и потери были. Падали в лесотундру объятые пламенем десантные машины, потери вертолетов огневой поддержки достигли десяти процентов, и цифра эта постепенно росла.
На земле тоже не все проходило гладко…
И здесь ночной налет фактически уничтожил связь, без которой управление войсками невозможно. Ракеты «воздух – земля» разрушили точечными ударами ретрансляторы – не вслепую, по маячкам, установленным заранее заброшенными разведгруппами. Эти же группы вычислили проложенные под землей оптико-волоконные кабели, и в час «Ч» каждый был взорван в нескольких местах. После этого мятежники могли общаться лишь в УКВ-диапазоне – но мощности, применяемые дивизионами РЭБ для глушения, делали эту возможность чисто теоретической. Каждый боевой компьютер печорцев работал без связи с остальными, в автономном режиме. Каждый командир, оборонявший тот или иной участок, знал обстановку в своей зоне ответственности, а об остальном мог лишь догадываться или получать от вестовых неполные и стремительно устаревающие данные.
Шла война слепых со зрячими. Но слепых было гораздо больше, и они даже на ощупь лучше ориентировались в своем доме… А самое главное – не собирались сдаваться.
Все расчеты на панику и дезорганизацию не оправдались. При подготовке операции генерал специально планировал направления ударов так, чтобы не окружать мятежников, чтобы оставить им зоны свободного отхода. Пусть бегут, пусть надеются спрятаться и отсидеться в лесотундре – найти их там и уничтожить гораздо проще, чем выковыривать из зданий и подвалов.
Они не бежали… Дрались упорно за каждый дом, за каждый промышленный объект. Особенно жестокие бои шли в жилых кварталах, где среди тесно стоящих зданий превосходство федералов в современном оружии сказывалось мало. Многие дома ночью превратились в руины, но во всех уцелевших, как выяснилось, мятежники загодя устроили опорные пункты обороны, мини-крепости, снабженные всем необходимым и способные сражаться в окружении. Более того, почти каждый дом оказался заминирован, и сепаратисты взрывали их вместе с ворвавшимися штурмовыми группами. Потери росли. И генерал был вынужден отдать приказ, который очень не хотел отдавать, – о новых воздушных ударах.
Топлива для них не было. Участвовавшие в ночном налете эскадрильи штурмовиков и тактических бомбардировщиков частично вернулись на свои базы, частично стояли в Сосногорске с сухими баками, даже на возвращение к местам дислокации горючего не хватило… Все, что осталось, заправлено в «вертушки» и транспортные самолеты, перебрасывающие из Сосногорска мотопехоту, технику, боеприпасы и вывозящие раненых.
Пришлось вновь поднимать турбовинтовые «орланы» и «грифы» в воздух. На последнем резерве, на батареях Ллейтона. Очень не хотелось, но пришлось. «Война на батарейках», как презрительно именуют такой вид боевых действий военные, дело ненадежное. Абсолютно нет простора для маневра, все действия предсказуемы и прямолинейны… Вот и сейчас: штурмовики могут лишь взлететь из Сосногорска, исключительно по прямой добраться до Печоры – и десять минут на выполнение боевого задания, ни секундой больше. Затем, не мешкая, в обратный путь, надеясь, что батарея не окажется бракованной и не разрядится чуть раньше срока. А ведь порой оказывались… И разряжались. И грозные воздушные машины превращались на лету в груды бесполезного металла. И рушились на землю. К тому же, если винт приводит в движение не турбина, а электродвигатель, скорость падает до двадцати процентов от максимальной. Как это было у «этажерок» Первой мировой… О противоракетных маневрах можно забыть… Лакомая цель для ПВО.
