Не успели они расположиться и отдохнуть после долгого путешествия, как в гостиницу доставили ответ от Анжелики де Маржерак. В своем послании она настаивала, чтобы «дорогой Жан» непременно остановился в ее доме. О «юной леди» она ни словом не обмолвилась, но Жан решил, что приглашение относится и к Вачиви. В конце концов, в своем письме он совершенно недвусмысленно сообщал, что путешествует не один. Впрочем, послание Анжелики было выдержано в достаточно теплом тоне, и он не сомневался, что родственники не откажут в приюте и Вачиви.
Анжелика даже прислала свой экипаж — элегантную двухместную коляску, запряженную четверкой великолепных лошадей, а также отдельную повозку для багажа. Подсаживая Вачиви в коляску, Жан невольно подумал о том, какой длинный путь они проделали. Аля любого человека это было бы нелегким испытанием, но Вачиви справилась с ним блестяще, и он с гордостью посмотрел на девушку. Жан ни минуты не сомневался, что его родственники тоже влюбятся в Вачиви, как только ее увидят. Иначе и быть не может, думал он, ведь новоорлеанские де Маржераки были его семьей и всегда принимали Жана радушно.
Несомненно, так будет и на этот раз.
Глава 10
Анжелика де Маржерак приходилась Жану теткой. Она была женой двоюродного брата его отца и происходила из Дордони, из древнего аристократического рода, тесно связанного с королевской династией. Сорок лет назад она вышла замуж за Армана де Маржерака, который и привез ее в Новый Свет, куда его отправили управлять делами французских колоний. Ни в какой Новый Свет Анжелика ехать не хотела — она стремилась жить в Париже и блистать при дворе, и ее мужу пришлось очень постараться, чтобы убедить ее пересечь океан. Новый Орлеан к этому времени существовал уже больше тридцати лет, это был большой процветающий город, и Арман сделал все возможное, чтобы сделать свою супругу счастливой. Специально для нее он приобрел в городе роскошный особняк на улице Тулуз и загородную усадьбу, находившуюся в центре обширной плантации. Сам Арман де Маржерак занимал в Новом Свете высокое положение, он не был стеснен в средствах, и очень скоро оба дома были обставлены изысканной мебелью и наполнились предметами роскоши, которые отправляли из Франции Анжелике ее родственники.
Прослужив Франции около десятка лет, Арман де Маржерак вышел в отставку, но вернуться на родину не пожелал. Вместо этого он занялся разведением хлопка и сахарного тростника и скоро стал самым богатым плантатором во всей Луизиане, а элегантный городской дом Анжелики превратился в своеобразный центр, где собирался весь высший свет. Дети Армана и Анжелики родились и выросли уже в Новом Свете. Со временем они тоже обзавелись собственными домами и плантациями, но по-прежнему любили собираться в родительском особняке или гостить в усадьбе. Благодаря усилиям Анжелики де Маржераки пользовались в Новом Орлеане и окрестностях репутацией истинных аристократов, и к тому времени, когда Жан пересек океан, имя его тетки уже гремело по всему американскому Югу. Когда город ненадолго перешел под владычество испанской короны, ее безукоризненное воспитание и безупречные манеры покорили даже испанского губернатора: не раз и не два он обедал и в загородной усадьбе де Маржераков, и в их городском доме на улице Тулуз.
Лишь после Большого пожара на Страстную пятницу, когда в Новом Орлеане сгорело больше тысячи домов, Анжелика перестала бывать в своем городском особняке (пожар случился незадолго до приезда в Америку Жана). Правда, ее дом чудесным образом не пострадал, но Анжелика утверждала, что боится находиться в нем из страха перед новым пожаром. С тех пор она проводила все свое время на плантации, в загородной усадьбе, которая была намного более просторной и величественной. Здесь Анжелика устраивала пышные приемы для многочисленных гостей, которые по сложившемуся обычаю частенько задерживались в усадьбе на несколько дней или даже недель. По настоянию тетки Жан тоже прожил здесь три или четыре месяца, прежде чем отправился в свое первое путешествие в Канаду. За это время Анжелика, однако, успела перезнакомить его со всеми своими друзьями — в особенности с их дочерьми, среди которых было немало привлекательных юных особ. К ее великому огорчению, Жан так никем и не заинтересовался, хотя в Новом Орлеане, ставшем крупным морским портом, а также в его окрестностях жили теперь не только французы, но и испанцы, и даже большая колония немцев, присутствие которых на ужинах и суаре, по уверению Анжелики, придавало этим светским мероприятиям непередаваемый колорит. На балах и приемах в усадьбе де Маржераков всегда было многолюдно; здесь можно было встретить и высокопоставленных чиновников, и самых богатых людей города, хотя сама усадьба находилась довольно далеко — примерно на половине пути между Новым Орлеаном и Батон-Ружем. Жану и Вачиви, к примеру, понадобилось почти два часа, чтобы туда добраться, хотя они и ехали в запряженной четверкой легкой коляске, в которой Жан сразу угадал ее элегантное французское происхождение. Коляска так и сверкала темно-вишневым лаком, сложенный клеенчатый верх приятно пах свежей ваксой, мелькали позолоченные спицы, а сзади ехали верхами два ливрейных лакея. Кучер то и дело погонял лошадей — Анжелике хотелось, чтобы дорогой племянник поспел к ужину, который, как догадывался Жан, наверняка будет очень пышным и церемонным. К счастью, весь вчерашний вечер он готовил Вачиви к тому, с чем ей предстоит столкнуться в доме Анжелики, и теперь надеялся, что она все запомнила правильно. В частности, Жан постарался убедить девушку, что платья, которые он купил ей в Сент-Луисе, — это именно то, что нужно для встречи с его родственниками. Конечно, он понимал, что они не могут идти ни в какое сравнение с нарядами самой Анжелики, которые она дважды в год получала из самого Парижа, но надеялся, что красота Вачиви все искупит.
Усадьба, к которой они подъехали, была названа в честь хозяйки — «Анжелика». К парадному крыльцу вела длинная, обсаженная дубами подъездная аллея. Сам дом, выстроенный в вест-индском колониальном стиле, поражал взор своей величественной красотой. Когда десять минут спустя он показался в конце аллеи, Вачиви невольно ахнула, и Жан ободряюще улыбнулся и похлопал ее по руке, добавив несколько успокаивающих слов, которые она, впрочем, не поняла. Впрочем, простого прикосновения было достаточно, чтобы она почувствовала себя увереннее.
— Все будет хорошо, любимая, — повторил Жан с облегчением, увидев, что Вачиви успокаивается. На нем был темно-синий с золотыми пуговицами парадный сюртук, который он привез с собой из Франции, но до сих пор надевал лишь считанное количество раз. Аккуратно сложенный, сюртук хранился среди его вещей, и Жан решил, что это — самое подходящее, что он может надеть для визита. Для торжественного ужина он, однако, не годился, но молодой человек рассчитывал, что атласный камзол и бриджи, которые он в свое время оставил у Анжелики, чтобы не тащить с собой в Канаду, все еще ему впору — за пять лет странствий Жан похудел, но раздался в плечах. Хорошо еще, мимолетно подумал он, что ему не придется напяливать парик и припудривать волосы, как это требовалось в Европе: его новоорлеанские родственники хотя и считали себя настоящими аристократами, мыслили практическими категориями и отказывались от самых архаичных требований этикета.
