Затем Мэри пробудилась от этого сна совершенно, ощутив ладонь викария на своих губах, и на сей раз это не было галлюцинацией ее блуждающего сознания, но жестокой реальностью. Она боролась бы с ним, но он держал девушку крепко и резко шепнул ей на ухо приказ вести себя тихо.
Священник завел ей руки за спину и связал их, неторопливо и не грубо, но с холодной и спокойной решимостью, используя свой ремень. Он стянул Мэри руки надежно, но не больно и просунул палец под ремень, чтобы убедиться, что тот не натрет ей кожу.
Девушка лишь беспомощно наблюдала за Фрэнсисом, глядя ему в глаза, как будто таким образом могла хоть как-то повлиять на своего врага.
Затем викарий вынул платок из кармана пальто, свернул его и вложил Мэри в рот, завязав на затылке, так что говорить или кричать стало невозможно, и она должна была лежать здесь, ожидая следующего хода в игре. Закончив это, он помог девушке встать, ибо ноги ее были свободны и она могла идти, и отвел за гранитные валуны к склону холма.
— Мне приходится это делать, Мэри, ради нас обоих, — сказал он. — Когда прошлой ночью мы отправились в эту экспедицию, я не принял во внимание туман. Теперь, если я проиграю, то лишь из-за этого. Прислушайтесь, и вы поймете, почему я связал вас и почему ваше молчание все-таки может нас спасти.
Викарий стоял на самом краю, держа ее за руку и указывал вниз, на белый туман под ними.
— Слушайте, — повторил он. — У вас слух, должно быть, острее моего.
Теперь Мэри поняла, что, должно быть, проспала дольше, чем думала, потому что темнота над их головами уже рассеялась и наступило утро. Облака были низкие, они двигались по небу, как бы переплетенные с туманом, а на востоке слабый отсвет возвещал появление бледного, нерешительного солнца.
Туман по-прежнему был с ними и укрывал пустоши внизу, как белое одеяло. Девушка посмотрела туда, куда указывала его рука, но не увидела ничего, кроме тумана и мокрых стеблей вереска. Затем она прислушалась, как он велел, и издалека, из-под тумана донесся звук, похожий на плач или зов, прозвучавший, как призыв, в воздухе. Сначала он был слишком слаб и почти неразличим, и тон был странно высокий, не похожий на человеческий голос или на крики людей. Он приблизился, разрывая воздух с некоторым возбуждением, и Фрэнсис Дейви повернулся к Мэри. На его ресницах и волосах по-прежнему лежал белый туман.
— Знаете, что это такое? — спросил он.
Девушка посмотрела на него и покачала головой; да она и не смогла бы ему ответить, если бы даже могла говорить. Мэри никогда прежде не слышала такого звука. Тогда викарий улыбнулся медленной мрачной улыбкой, которая прорезала его лицо, как рана.
— Я слышал как-то раз, но совсем позабыл, что сквайр из Норт-Хилла держит у себя на псарне ищеек. Это очень плохо для нас обоих, Мэри, что я совершил такой промах.
Мэри все поняла и, внезапно осознав, что означает этот отдаленный яростный шум, взглянула на своего спутника. В глазах у нее был ужас. Затем она перевела взгляд на лошадей, стоявших по-прежнему спокойно у каменных плит.
— Да, — сказал викарий, следя за ее взглядом, — мы должны отвязать их и согнать вниз, на пустошь. Теперь они уже не могут нам служить, а только наведут на нас всю свору. Бедный Беспокойный, ты мог бы снова меня предать.
Мэри с тоской смотрела, как ее спутник отвязал коней и подвел их к крутому склону холма. Затем он нагнулся к земле, набрал в руки камней, и на конские бока посыпались удары, так что лошади, скользя и спотыкаясь, двинулись вперед сквозь мокрый папоротник, а потом, поскольку его бешеная атака продолжалась и инстинкт подтолкнул животных к действию, они бросились, храпя от страха, вниз по крутому склону холма, разбрасывая копытами камни и комья земли, и наконец исчезли из виду, поглощенные белыми туманами внизу. Лай собак теперь приблизился, напряженный и настойчивый, и Фрэнсис Дейви подбежал к Мэри, на ходу срывая с себя длинное черное пальто, которое путалось у него в коленях, и бросив шляпу в вереск.
— Скорей, — сказал он. — Друзья мы или враги, но опасность нам сейчас угрожает одинаковая.
Мэри карабкалась вверх по склону среди валунов и гранитных плит; викарий обхватил девушку рукой, потому что ее связанные руки затрудняли передвижение. Они пробирались среди расщелин и скал, по колено в мокром папоротнике и черном вереске, взбираясь все выше и выше, к великой вершине Ратфора. Здесь, на самом верху, гранит был чудовищно выщерблен, развернут и искривлен наподобие крыши, и Мэри легла под большой каменной плитой, едва дыша, вся в кровавых ссадинах, а священник поднимался выше, ища ногами опору в выбоинах камня. Затем он спустился к Мэри, и хотя она мотнула головой и показала знаком, что больше не может карабкаться, он наклонился и силой поднял девушку на ноги, разрезав ремень, связавший ей руки, и вырвав платок из ее рта.
— Тогда спасайся сама, если можешь! — крикнул он.
Глаза викария горели на бледном лице, а белые волосы развевались на ветру. Мэри из последних сил взобралась на плоский камень футах в десяти от поверхности, а он полез дальше и выше, и его тонкая черная фигура казалась пиявкой на гладкой поверхности скалы. Лай собак, сверхъестественный и жестокий, доносился снизу, из одеяла тумана, и к этому хору присоединились крики и возгласы людей; шум возбуждения наполнил воздух звуками и был тем более страшен, что оставался невидим. Облака быстро неслись по небу, и желтое зарево солнца всплывало над дымкой тумана. Туман расступился и рассеялся. Он поднялся с земли извилистым столбом дыма, его подхватили плывущие облака, и земля, которую он покрывал так долго, теперь смотрела в небо, бледная и возрожденная. Мэри глянула вниз, на склон холма; там черными точками стояли люди по колено в вереске, в сиянии солнечного света, а визгливо лающие собаки, красно-коричневые на фоне серого камня, бежали впереди них, как крысы среди валунов.
Преследователи быстро напали на их след. Их было человек пятьдесят, если не больше, все кричали и указывали на огромные глыбы камня. И по мере того, как они приближались, гвалт собак все громче отдавался в расщелинах и завывал в пещерах.
Облака рассеялись, как и туман, и над их головами засинел кусочек неба величиной с ладонь.
Вдруг раздался выкрик, и какой-то человек, стоявший на коленях в вереске, почти в пятидесяти ярдах от Мэри, поднял ружье на плечо и выстрелил.
Выстрел угодил в гранитный валун, не задев никого, и когда этот человек встал на ноги, Мэри увидела, что это Джем и что он ее не заметил.
Он выстрелил снова, и на этот раз пуля просвистела совсем рядом с ее ухом; девушка почувствовала на лице дуновение ее полета.
Собаки рыскали в папоротнике, и одна из них запрыгнула на выступ скалы прямо под нею; огромная морда, фыркая, обнюхивала камень. Тогда Джем выстрелил еще раз, и, оглянувшись, Мэри увидела высокую черную фигуру Фрэнсиса Дейви на фоне неба: он стоял на широкой каменной плите, похожей на алтарь, высоко у нее над головой. Викарий на миг застыл, как статуя, с развевающимися на ветру волосами; потом он раскинул руки, как птица раскрывает крылья для полета, и вдруг обмяк и упал вниз со своего гранитного пика на влажный, отсыревший вереск и мелкие осыпающиеся камни.
