— Дядя мертв, — повторила она, — его закололи в спину. Я видела место, где у него разорвана куртка, и там была кровь. Он лежал ничком. С ним упали часы. Кровь уже запеклась, похоже, он пролежал там некоторое время. В трактире темно и тихо. Там больше никого не было.
— А вашей тети? — прошептал конюх.
Мэри замотала головой.
— Я не знаю. Я ничего не видела. Мне пришлось уйти.
По ее лицу кучер понял, что силы покинули девушку и она может упасть. Он подсадил Мэри в двуколку и сам сел рядом с ней.
— Ну ладно, — сказал он, — ладно. Посидите здесь. Успокойтесь. Никто вас не тронет. Ну-ну-ну, тихо. Все хорошо. — Его грубый голос успокоил девушку. Она съежилась в двуколке рядом с ним, до подбородка завернувшись в теплый плащ. — Это не подходящее зрелище для девушек, — продолжал Ричардс. — Надо было мне самому туда пойти. Лучше бы вам оставаться здесь, в двуколке. Это ужасно, что вы его увидели там, лежащего замертво, убитого.
Разговор успокаивал Мэри, и грубое сочувствие кучера было кстати.
— Пони все еще в конюшне, — сказала она. — Я стояла за дверью и услышала, как он шевелится. Они даже не закончили приготовлений к отъезду. Кухонная дверь была не заперта, на полу лежали узлы и одеяла, тоже приготовленные, чтобы погрузить в телегу. Это, наверное, случилось несколько часов назад.
— Ума не приложу, куда подевался сквайр, — произнес Ричардс. — Он должен был быть здесь раньше нас. Насколько было бы спокойней, если бы он сейчас появился и вы могли бы рассказать все это ему. Ох, и скверное же дело! Не надо было вам сегодня сюда приезжать.
Оба молча смотрели на дорогу в ожидании мистера Бассата.
— Кто же мог убить трактирщика? — озадаченно спросил Ричардс. — С ним мало кто способен был тягаться, он умел за себя постоять. Хотя, с другой стороны, очень многие могли приложить к этому руку. Уж если кого здесь все и ненавидели, так это его.
— Там еще был разносчик, — медленно проговорила Мэри. — Я забыла про разносчика. Должно быть, он вырвался из запертой комнаты и убил дядю.
Девушка сосредоточилась на этой мысли, чтобы спастись от другой; и она пересказала, на этот раз горячо, историю о том, как разносчик пришел в трактир прошлой ночью. Ей сразу же показалось, что преступление раскрыто и другого объяснения быть не может.
— Ну, злодей далеко не убежит, сквайр его поймает, можете быть уверены, — заметил конюх. — На этих пустошах не спрячешься, если ты не местный, а я никогда прежде не слыхал о Гарри-разносчике. Хотя, судя по всему, люди Джосса Мерлина повылезали из всех щелей Корнуолла. Они были, можно сказать, отбросами страны. — Он помолчал, а потом продолжил: — Если хотите, я пойду в трактир и сам посмотрю, не оставил ли он какого-нибудь следа. Может, что-то…
Мэри схватила Ричардса за руку.
— Я больше не останусь одна, — быстро сказала она. — Можете думать, что я трусиха, но я не могу. Если бы вы побывали внутри трактира «Ямайка», вы бы поняли. Сегодня над этим местом нависла тишина, которой нет дела до лежащего там бездыханного тела.
— Я помню времена еще до того, как сюда приехал ваш дядя, когда дом стоял пустой, — начал слуга, — и мы травили там собаками крыс — забавы ради. Мы тогда не придавали этому значения: дом казался нам просто пустой коробкой, не имеющей своей души. Но заметьте — хозяин содержал его в хорошем состоянии в ожидании съемщика. Сам я из Сент-Неота и никогда здесь не бывал, пока не стал служить у сквайра, но мне говорили, что в старину в трактире «Ямайка» всегда имелись хорошее угощение и добрая компания, в доме жили дружелюбные, веселые люди, и всегда находилась постель для проезжего путешественника. В былые времена там останавливались дилижансы, чего теперь никогда не случается, а раз в неделю съезжались охотники. Мистер Бассат был тогда еще почти ребенком. Может, все это еще вернется.
Мэри потрясла головой.
— Я видела здесь только зло, — ответила она. — Я видела только страдание и жестокость, и боль. Когда в трактире «Ямайка» появился мой дядя, он, наверное, накрыл своей тенью все, что здесь было хорошего, и все это умерло.
Их голоса понизились до шепота, и оба невольно оглянулись на высокие трубы, которые выступали на фоне неба, четко очерченные и серые под луной. Оба они подумали об одном и том же, но ни у кого не достало смелости первым завести речь об этом: у конюха — из деликатности и такта, у Мэри — из одного лишь страха. Затем, наконец, она заговорила голосом охрипшим и низким:
— С моей тетей тоже что-то случилось, я это знаю. Я уверена, что она мертва. Вот почему я побоялась идти наверх. Тетя лежит там, в темноте, на верхней площадке. Кто бы ни убил моего дядю, он убил и ее тоже.
Конюх откашлялся.
— Ваша тетя могла выбежать на пустошь, — предположил он. — Она могла побежать по дороге, за помощью…
— Нет, — прошептала Мэри, — она бы никогда этого не сделала. Останься тетя жива, она была бы сейчас внизу, в прихожей, сидела бы около мужа. Она мертва. Я знаю, она мертва. Если бы я ее не бросила, этого бы не случилось.
Конюх молчал. Он не мог помочь Мэри. В конце концов, эта девушка ему чужая, и что там происходило под крышей трактира, пока она там жила, — не его забота. Ответственность за этот вечер и без того тяжело давила на него, и ему хотелось, чтобы поскорее появился хозяин. Шум и драка — это понятно, в этом есть смысл; но если там и вправду произошло убийство, как девчонка говорит, если трактирщик лежит там мертвый, и его жена тоже — что ж, тогда нет никакого толку в том, чтобы оставаться здесь и, как беглецам, прятаться в канаве. Лучше убраться подобру-поздорову, вдоль по дороге, туда, где видно и слышно человеческое жилье.
— Я приехал сюда по приказу моей хозяйки, — начал он неловко, — но она думала, что сквайр здесь. А раз его нет…
Мэри предупреждающе подняла руку.
— Тс-с-с, — сказала она быстро. — Вы слышите?
Они напрягли слух. Слабый конский топот доносился с севера; совершенно ясно, он приближался со стороны долины, из-за края дальнего холма.
— Это они, — возбужденно прошептал Ричардс. — Это сквайр, наконец-то. Теперь смотрите в оба: мы увидим, как они спускаются по дороге в долину.
Они ждали; прошла минута, и первый всадник появился, как черное пятно на белой дороге, за ним еще один, и еще. Всадники вытянулись в цепочку и снова сомкнулись, скача галопом; коренастая лошадка, которая терпеливо ждала рядом с канавой, насторожила уши и вопросительно повернула голову. Цокот приближался, и Ричардс с облегчением выбежал на дорогу встречать хозяина. Он кричал и размахивал руками.
Первый всадник свернул и натянул поводья, вскрикнув от удивления при виде конюха.
— Какого черта ты здесь делаешь? — крикнул он, ибо это был сквайр собственной персоной. Он поднял руку, чтобы предупредить тех, кто следовал за ним.
— Трактирщик мертв, он убит! — кричал конюх. — Со мной в двуколке его племянница! Это сама миссис Бассат послала меня сюда, сэр! Пусть лучше девушка сама вам все расскажет!
