Женщины молча сели, и обед прошел спокойно. Как только трактирщик поел, он сразу же поднялся на ноги и, ни слова не говоря, направился в конюшню. Мэри ожидала услышать, как он снова выводит своего пони и уезжает вниз по дороге, но через пару минут дядюшка вернулся, прошел через кухню в сад и в конце его через перелаз выбрался в поле. Мэри смотрела, как он идет через пустошь и поднимается по крутому склону по направлению к холмам Толборо и Кодде. Она было заколебалась, обдумывая, насколько разумен план, внезапно родившийся в ее голове, но затем звук теткиных шагов наверху подтолкнул девушку к решению. Она подождала, пока закроется дверь спальни, а затем, скинув передник и схватив толстую шаль с крючка на стене, выскочила вслед за дядей. Добежав до края поля, она скорчилась за каменной стеной, пока его фигура не исчезла за горизонтом, а потом снова поднялась и последовала за ним, пробираясь между грудой травы и камней. Несомненно, это было безумное и бессмысленное предприятие, но ее настроение соответствовало безрассудному поступку, и ей нужно было дать выход энергии после утреннего молчания.
Мэри намеревалась не упускать Джосса Мерлина из виду, конечно, оставаясь незамеченной; таким образом она, возможно, узнает что-нибудь о его тайной миссии. Девушка не сомневалась, что визит сквайра в «Ямайку» изменил планы трактирщика и что его внезапный уход пешком через самое сердце Западной пустоши связан именно с этим. Была еще только половина первого, и день как нельзя лучше подходил для прогулки. Мэри, в крепких туфлях и короткой, до лодыжек, юбке, не боялась грубой земли. Под ногами было достаточно сухо — от мороза поверхность земли затвердела, — и ей, привыкшей к мокрой гальке на берегу Хелфорда и жирной грязи скотного двора, пробираться сквозь пустошь казалось достаточно легко. Прежние прогулки научили девушку некоторой осмотрительности, и она старалась по возможности идти по возвышенностям, точно следуя тропинкам, которые выбирал ее дядя.
Задача оказалась трудной, и через несколько миль Мэри начала это понимать. Она была вынуждена держаться на большом расстоянии от дяди, чтобы оставаться незамеченной, а трактирщик шел так быстро и делал такие огромные шаги, что очень скоро Мэри заметила, что отстает. Они прошли вершину Кодда, и он повернул на запад, вниз, к подножию Бурого Вилли. Отсюда этот холм, несмотря на свою высоту, казался маленькой черной точкой на фоне бурого пространства пустоши.
Перспектива карабкаться на высоту тысячи трехсот футов оказалась для Мэри несколько неожиданной, и она на миг остановилась и вытерла мокрое лицо. Для большего удобства она распустила волосы и позволила им овевать ей лицо. Девушка не понимала, почему хозяин трактира «Ямайка» счел необходимым взобраться на самую высокую точку Бодминской пустоши в декабрьский полдень, но отступать было поздно. Мэри казалось, что разгадка уже близка, и она снова двинулась в путь, ускорив шаг.
Теперь земля под ногами у девушки была сырая, потому что здесь утренний иней растаял и превратился в воду, и вся низменная равнина перед ней оказалась мягкой и желтой от зимних дождей. Холодная липкая сырость настойчиво проникала в ее туфли, и подол юбки был заляпан болотной жижей и местами порван. Подняв юбку повыше и подвязав её лентой от волос, Мэри снова бросилась в погоню за дядей, но тот уже прошел худший участок низины с невероятной быстротой, порожденной долгой привычкой, и она едва могла разглядеть его фигуру посреди черного вереска и огромных валунов у подножья Бурого Вилли. Затем трактирщик скрылся за выступом гранитной скалы, и больше она его не видела.
Было невозможно обнаружить тропинку, по которой дядя перешел болото; он исчез в мгновение ока, и Мэри следовала за ним из последних сил, путаясь на каждом шагу. Дура она, что ввязалась в это. Девушка всё понимала, но некое глупое упрямство заставляло ее двигаться дальше. Мэри понятия не имела, где находится тропинка, которая перевела ее дядю посуху через болото, но у нее хватило ума дать большой круг, чтобы избежать предательской почвы, и, проделав две мили в другом направлении, девушка смогла относительно спокойно миновать болото. Теперь она безнадежно отстала, и нечего было даже надеяться снова найти дядю.
Тем не менее Мэри стала взбираться на Бурого Вилли, поскальзываясь и спотыкаясь на камнях, покрытых мокрым мхом, карабкаясь на высокие зубчатые гранитные скалы, которые возникали за каждым поворотом; то и дело горные бараны, испуганные производимым ею шумом, выскакивали из-за валунов и били копытами, уставясь на незнакомку. С запада набегали облака, отбрасывая переменчивые тени на равнину внизу, и солнце уходило за них.
На холмах было очень тихо. Однажды ворон поднялся у ее ног и каркнул; он улетел, хлопая огромными черными крыльями, и с грубыми протестующими криками спикировал вниз, на землю.
Когда Мэри достигла вершины холма, вечерние облака сгрудились у нее над головой, и мир стал серым. Отдаленный горизонт терялся в сгущающихся сумерках, и легкий белый туман поднимался с пустошей внизу. Карабкаясь на вершину по самому крутому и труднодоступному склону, она потеряла больше часа, и скоро ее застигнет тьма. Ее эскапада ни к чему не привела, ибо нигде, насколько хватало глаз, не было видно ни одного живого существа.
Джосс Мерлин давно исчез; возможно, он вовсе и не взбирался на вершину, а обошел ее у подножья, по сухому вереску и мелким камням, а затем один, никем не замеченный продолжил свой путь на запад или на восток — туда, куда ему было нужно, и складки дальних холмов поглотили его.
Теперь Мэри уж точно его не найти. Лучше всего было бы спуститься с вершины кратчайшим путем и как можно быстрее, иначе ей предстоит провести на пустоши зимнюю ночь, с черным вереском вместо подушки, под кровом нависших хмурых гранитных скал. Теперь девушка понимала, какого она дурака сваляла, забравшись так далеко декабрьским днем, потому что по опыту знала: на Бодминской пустоши не бывает долгих сумерек. Темнота наступала быстро и внезапно, без предупреждения, и солнце гасло сразу. Туманы тоже были опасны: они облаком поднимались с сырой земли и смыкались над болотами, как белая преграда.
Обескураженная и подавленная, утратив весь былой энтузиазм, Мэри с трудом спустилась по крутому склону холма, одним глазом поглядывая на болота внизу, а другим следя за темнотой, которая грозила вот-вот поглотить ее. Прямо под нею блестел пруд или родник; говорили, что это исток реки Фоуи, которая бежала прямо к морю, и это-то и было самым опасным: земля вокруг болотистая и предательская, а сам водоем — неведомой глубины.
Мэри взяла влево, чтобы обойти это гиблое место, но к тому времени, как она спустилась вниз в долину, благополучно покинув Бурого Вилли, который теперь в одиноком великолепии вздымал свою мощную главу позади нее, туман и темнота воцарились на пустошах, и теперь Мэри полностью перестала ориентироваться.
Что бы ни случилось, она не должна терять головы и поддаваться нарастающей панике. Если не считать тумана, вечер хороший и не слишком холодный, и разве она не может наткнуться на тропинку, которая выведет девушку прямо к жилью?
Болота не опасны, если держаться возвышенностей. Поэтому, еще раз подвязав повыше юбку и поплотнее закутав плечи шалью, Мэри упорно шла вперед, осторожно прощупывая землю в сомнительных местах и избегая травяных кочек, которые мягко оседали под ногой. То, что она выбрала дотоле неизвестное направление, стало ясно уже через первые несколько миль, когда дорогу Мэри внезапно преградил ручей, который она не проходила по пути туда. Идти вдоль берега значило снова попасть в низину и в болота, и девушка отважно перешла его вброд, промокнув выше колен. Мокрые туфли и чулки ее не беспокоили; Мэри считала, что ей повезло: ручей оказался не так глубок, и ей не пришлось плыть, полностью погружаться в воду. Теперь земля перед ней как будто поднималась, и это было к лучшему: путь стал надежней, и она смело шла по холмистой возвышенности. Дорога показалась девушке бесконечной, но наконец она вышла на проселочную дорогу, ведущую вперед и слегка сворачивавшую вправо. Здесь, по крайней мере, время от времени встречались следы, а где могла проехать телега, там могла пройти и Мэри. Худшее осталось позади; теперь, когда опасность миновала, она почувствовала себя слабой и бесконечно усталой.
