Альдо снова повел нас в зал для аудиенций. Они еще некоторое время обсуждали подробности фестиваля – пункты следования, распределение времени и другие технические детали. Я почти не слушал. Одна мысль не давала мне покоя: необходимо добиться отмены фестиваля. А в этом мог преуспеть только ректор.
Около половины одиннадцатого Альдо поднялся из-за стола. На кампаниле только что пробил колокол.
– Ну, Бео, если ты готов, я подкину тебя на виа Сан Микеле. До встречи, мои храбрецы. Увидимся завтра.
Он прошел в спальню герцога, а из нее – в гардеробную. Там он скинул с себя колет, штаны в обтяжку и надел обычный костюм.
– С маскарадом покончено, – сказал он. – Переодевайся. Сюда, в чемодан. Джорджо за ним присмотрит.
Я совсем забыл, что на мне вот уже больше часа золотистый парик и одеяние шафранного цвета. Альдо заметил мою растерянность и рассмеялся.
– Совсем просто, не так ли, – сказал он, – перенестись на пятьсот лет назад. Иногда я вовсе теряю чувство времени. В этом половина удовольствия.
Одетый в обычный костюм, он выглядел таким же нормальным, как всякий другой.
Мы прошли через комнату херувимов, через тронный зал и вышли на галерею. Там нас ждал паж с факелом, он освещал нам дорогу, пока мы спускались по лестнице и шли через двор к боковому выходу. Теперь он казался не более чем участником маскарада, да и сами стены герцогского дворца и безмолвный двор таили в себе не больше угрозы, чем пустой, погруженный во тьму музей. Мы вышли на мощеную дорогу к залитой светом прожекторов пьяцца Маджоре. "Альфа-ромео" был припаркован около центрального входа, и рядом, словно для того, чтобы наблюдать за праздношатающимися, стояли два карабинера. Я в нерешительности замедлил шаги, но Альдо направился прямо к машине. Карабинеры узнали его и отдали честь. Один из них открыл дверцу машины. Только после этого я последовал за братом.
– Все спокойно? – спросил он.
– Все спокойно, профессор Донати, – сказал человек, который открыл дверцу. – Горстка студентов без пропусков, но мы с ними разобрались.
Большинство из них оказались вполне благоразумными. Сказали, что в ближайшие два дня хотят развлечься.
– Развлечений у них будет более чем достаточно, – рассмеялся Альдо.
– Доброй ночи и хорошей охоты.
– Доброй ночи, профессор.
Я сел рядом с Альдо, и мы стали спускаться по виа Россини. На улице было почти так же тихо, как и в вечер моего приезда неделю назад. Но сейчас не шел снег и ничто не напоминало о минувшей зиме. Теплый воздух дышал влагой, долетевшей через горную цепь с Адриатики.
– Как тебе мои ребята? – спросил Альдо.
– Они делают тебе честь, – сказал я. – Жаль, что и мне не выпала такая же удача. Когда я был студентом в Турине, за мной никто не присматривал, никто не готовил меня к роли телохранителя при фанатике.
Перед въездом на пьяцца делла Вита Альдо сбавил скорость.
– Фанатик, – повторил он. – Ты действительно считаешь меня фанатиком?
– А разве это не так? – спросил я.
Город словно вымер. Кинотеатр был закрыт. Последние прохожие разошлись по домам.
– Я был им, – сказал он, – когда впервые разыскал и подобрал этих мальчиков из-за обстоятельств их рождения и детства. В каждом из них мне виделся ты. Ребенок, брошенный на какой-то проклятой горе, изрешеченный пулями или осколками бомбы. Теперь все иначе. Ко всему привыкаешь, хоть и не смиряешься. К тому же, как выяснилось, мои чувства были потрачены впустую.
Ты выжил. – Он свернул на виа Сан Микеле и остановил машину перед домом 24.
– Вскормлен тевтонами, янки, туринцами, с тем чтобы процветать в роли групповода при "Саншайн Турз". Те, к кому благосклонны боги, живут долго.
Меня снова охватило сомнение. Сомнение и смятение. Сомнение в том, что тот, кто так метко язвит, может быть безумцем. Смятение оттого, что все, сделанное им для этих обездоленных сирот, было сделано ради меня.
– И что теперь? – спросил я.
– Теперь? – отозвался Альдо. – Нынешнее теперь или будущее? Сегодня ночью ты уснешь и, если тебя это волнует, увидишь во сне синьорину Распа с той стороны улицы. Завтра ты можешь при желании побродить по Руффано и посмотреть на приготовления к фестивалю. Обедаешь ты со мной. А там… а там посмотрим.
Он вытолкнул меня из машины. Выходя, я вдруг вспомнил про письмо. Я вынул его из кармана.
– Ты должен это прочесть, – сказал я. – Сегодня днем я совершенно случайно нашел его. Между страницами книги из тех, что мы разбирали в новой библиотеке. Оно целиком о тебе.
– Обо мне? – спросил Альдо. – Что именно обо мне?
– Что ты не младенец, а само совершенство, – ответил я. – Слушай. Я его тебе прочту, а потом ты его оставишь у себя как память о твоем блестящем прошлом.
Я облокотился о раскрытое окно машины и прочел письмо вслух.
– Трогательно, правда? – сказал я. – Как они гордились тобой.
Он не ответил. Он сидел неподвижно, положив руки на руль и глядя прямо перед собой. Его лицо было безжизненно и очень бледно.
– Покойной ночи, – вдруг отрывисто проговорил он, и, прежде чем я успел ответить, машина рванула вниз по виа Сан Микеле, свернула за угол и скрылась из виду. Я остался стоять, тупо глядя ей вслед.
Глава 17
Почему письмо так подействовало на Альдо? Ложась в постель и проснувшись на следующее утро, я не мог думать ни о чем другом. Я не мог припомнить слово в слово содержание письма, но в нем говорилось про то, что "наш молодой человек" быстро набирает в весе и обещает быть настоящим красавцем. Отец благодарил Луиджи Спека за его доброту в тяжелое для них время, которое, к счастью, уже позади. Поскольку Луиджи Спека тоже поставил свою подпись в записи о крещении в Сан Чиприано, я рассудил, что он одновременно и крестный отец, и врач, присутствовавший при рождении Альдо, которое, наверное, проходило довольно трудно, если он едва не умер и наша мать, видимо, тоже. Это, конечно, и было то самое "трудное для нас время", о котором упоминалось в письме. Но что могло так взволновать Альдо? Меня это письмо тронуло, но не настолько глубоко. Я ожидал, что он рассмеется или даже отпустит какую-нибудь шутку по поводу того, что его приняли за мертвого. Но вместо этого – жесткое, неподвижное лицо и поспешный отъезд.
На следующее утро я не торопился в библиотеку. Всех нас собирались задержать допоздна, поскольку днем студентам и их родственникам разрешили осмотреть новую библиотеку, официальное открытие которой должно было состояться после коротких пасхальных каникул. Завтракал я в одиночестве – мои соседи по пансионату уже ушли.
Как только я кончил завтракать, зазвонил телефон. Синьора Сильвани взяла трубку и тут же позвала меня.
