Она снова огляделась вокруг, как в первые минуты, когда вошла в дом, а затем, прохаживаясь по комнате, коснулась прокоптившейся стены, скорчила гримасу и вытерла пальцы носовым платком, потом остановилась перед лесенкой и поставила ногу на нижнюю ступеньку.
— Четыре вшивых тюфяка, из которых один твой? — спросила она. — Если ты все же решишь поехать во Францию или в Девон, Изольда, прошу тебя прежде попрыскать на платье уксусом.
И тут в ушах у меня снова раздался свист, затем — гром. Их силуэты начали расплываться, только Джоанну, стоявшую возле лесенки, я по-прежнему видел отчетливо. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, и мне уже было наплевать на последствия, я мечтал схватить ее за горло и душить, пока она еще не исчезла вместе с остальными. Я пересек комнату и встал перед ней — она не исчезала. И когда я, сомкнув пальцы на ее белой пухлой шее, принялся изо всей силы трясти ее, она пронзительно завизжала.
— Будь ты проклята!.. Будь проклята! — кричал я.
Истошный вопль заполнил всю комнату, он был везде, надо мной и вокруг меня. Я ослабил хватку и поднял глаза. Мальчики жались друг к другу на лестничной площадке вверху. Вита осела на пол возле перил и в ужасе смотрела на меня, бледная, как смерть, держась руками за горло.
— О Боже! — пробормотал я. — Вита… дорогая… О Боже…
Я рухнул, свесившись через перила рядом с ней, и меня тут же стало выворачивать наизнанку от жуткого, непереносимого головокружения, она же, пятясь, поползла от меня прочь, стала карабкаться наверх, в безопасное место, поближе к мальчикам, и они снова завизжали — на этот раз все вместе.
Глава двадцать третья
Я ничего не мог поделать. Я лежал на ступеньках, возле перил, шутовски раскинув руки и ноги, в то время как потолок и стены безостановочно кружились у меня над головой. Когда я закрывал глаза, головокружение усиливалось, а наступавшую темноту пронзали ослепительные вспышки молний. Спустя какое-то время визг прекратился; потом мальчики заплакали, но вскоре их всхлипывания стали удаляться — они убежали на кухню, хлопнув сначала одной, затем другой дверью.
Ничего не видя перед собой из-за головокружения и тошноты, я пополз наверх, преодолевая ступеньку за ступенькой, и когда достиг площадки, с трудом встал на ноги и неуверенным шагом, придерживаясь за стенку, пересек кухню в направлении холла. Везде горел свет, двери были распахнуты. Вита и мальчики, наверное, убежали наверх и закрылись в спальне. Шатаясь, я вошел в кабинет и потянулся к телефону, не соображая, где пол, где потолок — все слилось. Я опустился на стул и принялся ждать, с трубкой в руке, когда пол придет в равновесие, а в телефонном справочнике вместо сплошных мелькающих черных точек начнут проступать слова. Наконец я нашел номер доктора Пауэлла и набрал его, и когда он ответил, у меня внутри все словно оборвалось, а по лицу покатился пот.
— Это Ричард Янг из Килмарта, — сказал я. — Вы помните меня — друг профессора Лейна?
— Да, слушаю вас, — произнес он не без удивления.
Понятно, ведь я не постоянный пациент — один из многих отдыхающих, которые перебывали здесь за лето.
— У меня беда, — сказал я. — Что-то вроде временного помешательства — пытался задушить свою жену. Может, ей нужна помощь, не знаю.
Я говорил спокойным, ровным голосом, лишенным всяких эмоций, хотя сердце бешено стучало у меня в груди и я нисколько не заблуждался относительно того, что произошло. Никакой путаницы в голове не было, так же как не было никакого слияния двух миров.
— Она в обмороке? — спросил он.
— Нет, — сказал я, — нет, не думаю. Она наверху с мальчиками. Должно быть, они заперлись в спальне. Я звоню вам из кабинета внизу.
Какое-то время он молчал, и я вдруг с ужасом подумал, как бы он сейчас не сказал мне, что это не его дело и что мне правильнее было бы позвонить в полицию.
— Хорошо. Сейчас приеду, — сказал он наконец и повесил трубку.
Я тоже положил трубку и вытер пот со лба. Головокружение прекратилось, и я уже мог стоять на ногах не шатаясь. Я медленно поднялся наверх и через гардеробную дошел до двери ванной. Она была заперта.
— Дорогая, — позвал я, — не волнуйся, все в порядке. Я только что звонил врачу. Сейчас он приедет. Оставайся там с мальчиками, пока не услышите его машину.
Она не ответила, и я позвал громче:
— Вита! Тедди! Микки! Не бойтесь. Сюда едет врач. Все будет хорошо.
Я снова спустился на первый этаж, распахнул входную дверь и принялся ждать на ступеньках. Стояла восхитительная ночь, небо сверкало звездами. Я не различал ни малейшего звука: туристы в поле за дорогой на Полкеррис, вероятно, уже забрались в свои палатки. Я посмотрел на часы. Без двадцати одиннадцать. Затем я услышал шум мотора — машина врача ехала по шоссе со стороны Фауи — и опять стал покрываться потом, но не из страха, а от слабости, потому что напряжение вдруг спало. Он свернул с дороги, подъехал к дому. Я спустился вниз и пошел ему навстречу:
— Слава Богу, вы приехали, — сказал я.
Мы вместе прошли в дом, и я указал ему на лестницу.
— Первая дверь направо. Это моя гардеробная, но жена заперла дверь ванной, через которую туда можно попасть из спальни. Скажите им, кто вы. Я подожду здесь.
Он побежал наверх, перепрыгивая сразу через две ступеньки, а меня не покидала мысль, что эта тишина на втором этаже означает, что Вита умирает, что она лежит на кровати, а мальчики жмутся к ней, боясь пошевелиться. Я прошел в музыкальный салон и сел, размышляя, что будет, если он скажет мне, что Вита мертва. Ведь я не выдумал весь этот кошмар, все это произошло на самом деле. Действительно произошло.
Врач довольно долго пробыл наверху. Через некоторое время я услышал шум передвигаемой мебели: похоже, они перетаскивают тахту из гардеробной через ванную в спальню. Я услышал голоса врача и Тедди. Хотел бы я знать, черт побери, что они там делают. Я подошел к лестнице и прислушался, но они опять ушли в спальню и закрыли дверь. Я вернулся в музыкальный салон и стал ждать.
Он спустился сразу после того, как часы в холле пробили одиннадцать.
— Все улажено, — сказал он. — Никакой паники больше нет. Ваша жена чувствует себя хорошо и пасынки тоже. А теперь займемся вами.
Я попытался встать, но он усадил меня обратно в кресло.
— Я сильно ее покалечил? — спросил я.
— Легкие синяки на шее, ничего больше, — ответил он. — Завтра могут проступить небольшие кровоподтеки, но если она повяжет на шею платок, никто ничего не заметит.
— Она вам рассказала, что случилось?
— Полагаю, вы мне сами расскажете.
— Я бы предпочел услышать сначала ее версию.
Он вынул из пачки сигарету и закурил.
— Что ж, если я правильно понял, — начал он, — по неким, только вам известным мотивам, вы отказались ужинать, и она провела вечер здесь, в музыкальном салоне, с сыновьями, пока вы оставались в библиотеке. Потом, когда они уже собирались пойти спать, она увидела свет в кухне. На сковородке шипел обуглившийся кусок ветчины, плита была включена на полную мощь — и никого. Тогда она спустилась в подвал. Вы стояли, как она мне объяснила, возле старой кухни, словно подкарауливая ее, и едва завидев, тут же с проклятиями бросились к ней, схватили за горло и стали душить.
