— Ты о чем? Какого смысла?
— Я о том, что дом был предоставлен нам во временное пользование. Но теперь, когда Магнус умер, я невольно чувствую себя самозванкой, у нас ведь нет никакого права здесь находиться. Ну, посуди сам, разве не разумнее было бы на остаток отпуска куда-нибудь уехать? Еще только начало августа. Тот же Билл рассказывал мне по телефону, какая красота сейчас в Ирландии: они нашли в горах Коннемара прелестную гостиницу — старинный замок или что-то в этом роде, с озером и рыбалкой.
— Ну еще бы! Двадцать гиней в сутки, и куда ни плюнь — кругом твои соотечественники!
— Ты несправедлив! Билл предлагал из лучших побуждений. Он считал само собой разумеющимся, что ты захочешь уехать отсюда.
— Так вот, нет! — заявил я. — Разве что адвокат выставит нас за дверь. Но это уже совсем другое дело.
Я сообщил ей, что кремация назначена на четверг и что на церемонию явится Денч, а также, вероятно, и кое-кто из сотрудников Магнуса. Перспектива того, что кто-то из гостей останется на обед или ужин, а возможно, даже и на ночь, мгновенно вытеснила у нее из головы более отдаленные планы относительно Ирландии. В конечном счете мы легко отделались, потому что Денч и ассистент Магнуса, Джон Уиллис, решили выехать из Лондона в ночь со среды на четверг, после траурной церемонии поехать к нам домой, отобедать у нас и тем же вечером уехать в Лондон. Незаменимый Том согласился увезти мальчиков на весь день на рыбалку.
Церемония кремации не запомнилась, помню только, я тогда подумал, что Магнус мог бы изобрести гораздо более эффективный способ ликвидации мертвецов, причем без всякого огня — с помощью одних химикалий. Герберт Денч и Джон Уиллис, которые вместе с нами провожали Магнуса в последний путь, оказались совсем не такими, какими я их себе представлял. Адвокат был высокий, энергичный и совсем не важничал: с завидным аппетитом поглощая поминальный обед, он потчевал нас историями об индусских вдовах, сжигавших себя на погребальных кострах усопших мужей. Он родился в Индии и клялся, что в младенческом возрасте сам был свидетелем подобного самосожжения.
Джон Уиллис был маленький, неприметный, как мышонок, с цепкими глазками, которые смотрели из-за очков в роговой оправе, — ни дать ни взять банковский клерк. Не верилось, что он правая рука Магнуса: и как только ему удавалось управляться с обезьянами и — тем более — препарировать обезьяний мозг? По-моему, за все время он не произнес и двух слов, но это было несущественно, поскольку адвокат болтал без умолку.
После обеда мы перешли в библиотеку, и Герберт Денч, вынув из портфеля завещание Магнуса, в котором упоминался также и Джон Уиллис, приготовился официально огласить волю покойного. Вита из приличия хотела уйти, но адвокат задержал ее.
— Совсем не обязательно уходить, миссис Янг, — бодро проговорил он. — Все изложено кратко и предельно ясно.
Это была чистая правда. Если отбросить юридическую терминологию, все деньги и ценные бумаги, какими Магнус располагал на момент смерти, он завещал своему колледжу для развития биофизической науки. Его лондонскую квартиру и личные вещи надлежало продать, а вырученные деньги употребить на те же цели, исключение делалось только для библиотеки, которую он завещал Джону Уиллису в знак благодарности за десятилетие плодотворного сотрудничества и личной дружбы.
Килмарт со всем имуществом отходил ко мне в память о дружбе, которая началась еще в студенческие годы, а также потому, что такова была бы воля его прежних владельцев: я мог распоряжаться им по своему усмотрению — оставить за собой или продать.
— Я полагаю, — улыбнувшись, сказал адвокат, — что прежние владельцы, на которых ссылается профессор, это его родители, капитан и миссис Лейн. Если не ошибаюсь, вы были с ними знакомы?
— Да, — ответил я, несколько озадаченный, — я был очень привязан к ним обоим.
— Ну вот, дело сделано. А дом, по-моему, замечательный. Надеюсь, вы будете здесь счастливы.
Я посмотрел на Виту. Она зажигала сигарету — ее обычная защитная реакция в момент потрясения.
— Какая… какая необыкновенная щедрость со стороны профессора! — воскликнула она. — Я просто не знаю, что сказать. Конечно, Дику решать, оставить дом или нет. Дело в том, что наши планы на будущее пока что весьма неопределенны.
Наступила неловкая пауза, во время которой Герберт Денч переводил взгляд то на Виту, то на меня.
— Разумеется, вам нужно еще многое обсудить между собой, — сказал он. — И в любом случае предстоит произвести оценку самого дома и всего имущества. Коли уж мы об этом заговорили, может, я бы заодно и осмотрел его. Вы не возражаете?
— Нет-нет, пожалуйста!
Все встали, и тут Вита сказала:
— В подвале у профессора была лаборатория, весьма загадочное место, по крайней мере, так решили мои сыновья. Вряд ли то, что там хранится, можно рассматривать как принадлежность дома — наверно, правильнее было бы передать все это в его лабораторию в Лондоне? Думаю, мистер Уиллис скорее найдет этому применение.
Ее лицо выражало полную невинность, но мне показалось, что она нарочно заговорила о лаборатории — ее так и подмывало узнать, что там находится.
— Лаборатория? — удивился адвокат. — Профессор занимался здесь научными изысканиями? — Вопрос был адресован Уиллису.
Глаза ученого мышонка быстро заморгали за стеклами очков в роговой оправе.
— Я в этом сильно сомневаюсь, — робко вымолвил он наконец. — Но даже если так, это навряд ли может представлять научный интерес и уж во всяком случае никак не связано с его работой в Лондоне. Да, конечно, кое-какие опыты, чтобы развлечься в дождливую погоду, почему бы нет? Но наверняка ничего серьезного, иначе я бы первый узнал об этом.
Молодчина! Если ему и было что-то известно, он не собирался распространяться на эту тему. Я почувствовал, что еще немного и Вита расскажет, что я сам расписывал ей, какие бесценные сокровища хранятся в лаборатории, поэтому и предложил не откладывая начать осмотр дома и первым делом заглянуть в эту самую лабораторию.
— Идемте, — сказал я Уиллису, — вы у нас единственный специалист. При жизни капитана Лейна комната служила прачечной, Магнус заставил там все разными банками и склянками.
Он посмотрел на меня, но промолчал. Мы все спустились в подвал, и я открыл дверь.
— Вот, смотрите! — сказал я. — Ничего особенного. Склад старых банок и только, как я вам и говорил.
Надо было видеть лицо Виты, когда мы вошли в комнату: изумление, недоверие и затем вдруг — быстрый недоумевающий взгляд в мою сторону. Ни обезьяньей головы, ни кошачьих эмбрионов, одни лишь ряды пустых банок. Слава Богу, у нее хватило ума промолчать.
— Так-так, — сказал адвокат, — оценщик дал бы за эти банки по шесть пенсов за штуку. Что скажете, Уиллис?
Биофизик отважился улыбнуться.
— Похоже, матушка профессора Лейна когда-то хранила здесь свои варенья да компоты.
