Когда поезд скрылся из виду и грохот колес затих, в долине вновь наступила полная тишина, полная неподвижность, только лениво передвигались стада коров, пасущихся на низинных лугах у подножья холма. Я с выключенным двигателем медленно катил по дороге до того места, где снова начинался резкий подъем вверх уже на противоположной стороне долины. Здесь через луг протекал тихий ручей, через который был перекинут низкий мост, и тоже паслись коровы, а чуть выше, справа от дороги, находились старые фермерские постройки. Я опустил стекло и посмотрел вокруг. От фермы с лаем бежал пес, за ним следовал человек с ведром в руке. Я выглянул из окна и спросил, не Тризмилл ли это.
— Да, правильно, — ответил он. — Если поедете прямо, попадете на шоссе из Лостуитиела в Сент-Блейзи.
— А вы не знаете, — спросил я, — где тут старая мельница?
— От нее ничего не осталось, — ответил он. — Вон там, где то здание, там и была мельница. Да сами видите, что осталось от реки. Главное русло давно изменили, еще до моего рождения. Говорят, пока не построили мост, здесь был брод. Река текла прямо поперек этой дороги, и чуть не вся долина была затоплена водой.
— Да, — сказал я, — да, вполне возможно.
Он указал на небольшой дом, стоявший по другую сторону ручья.
— А здесь когда-то была пивная, — пояснил он, — когда вели разработку на шахтах в Лейнскоте и Каррогете. В субботу вечером там собирались шахтеры — так мне рассказывали. Да, немного уж осталось людей, кто еще помнит старые времена.
— А вы не знаете, — спросил я, — нет тут в долине какого-нибудь фермерского дома, который когда-то, в старые времена, мог служить помещичьей усадьбой?
Он ненадолго задумался, потом ответил:
— Там, позади нашей фермы, есть ферма Тривенна, прямо на дороге в Стоунибридж, но я не слышал, чтобы их дом был старый; потом Тринадлин и еще, конечно, Триверран — вон там в долине, недалеко от туннеля. У них, пожалуй, старый дом, даже очень, построен сотни лет назад.
— А не знаете точно, когда он построен? — спросил я, заинтересовавшись.
Он снова задумался.
— Однажды о Триверране даже в газете писали, — сказал он. — Приезжал какой-то господин из Оксфорда, специально взглянуть на него. Если не ошибаюсь, вроде бы говорили, что он построен в 1705 году.
Мой интерес сразу угас. Постройки времен королевы Анны, железные и медные рудники, пивная через дорогу — все это возникло много столетий спустя, гораздо позже того времени, которое меня интересовало. Наверное, такие же чувства испытывает археолог, обнаруживший, что вместо стоянки бронзового века, он раскопал позднеримскую виллу.
— Спасибо, вы мне очень помогли, — сказал я. — Всего вам доброго.
Я развернул машину и поехал назад вверх по склону холма. Если Шампернуны в 1328 году спускались по этой дороге, путь им должен был преградить ручей с мельницей; может быть, правда, через него тогда был перекинут мост — разумеется, другой, старый, а не тот, который я только что видел. Проехав полпути до вершины холма, я свернул влево на проселочную дорогу и вскоре, как мне и говорили, увидел три фермы. Я достал карту. Проселочная дорога, на которой я стоял, на вершине холма соединяется с главной — длинный туннель, вероятно, проходил глубоко внизу под этой дорогой (поистине впечатляющее достижение инженерной мысли). Так, все правильно: справа ферма Тривента, впереди Тринадлин, а третья, у самой железной дороги, должно быть, Триверран. Что же мне делать — спрашивал я сам себя, — объезжая их по очереди, стучаться в каждую дверь и говорить: «Вы не против, если я у вас тут посижу с полчасика „задвину дозняк“, как говорят наркоманы, и посмотрю, что будет дальше?»
Что ни говори, археологам все-таки легче. Раскопки всегда кто-то финансирует, вокруг тебя теплая компания таких же энтузиастов, и никакого риска, что к концу дня ты попадешь в психушку.
Я развернулся и поехал назад по той же проселочной дороге, потом вверх, к вершине холма на Тайуордрет. На полпути до вершины мне перекрыла дорогу машина с домом-фургоном на прицепе, которая пыталась въехать в ворота небольшого дома у дороги. Я затормозил, практически съехав в кювет, чтобы дать возможность водителю продолжать свой маневр. Он прокричал мне свои извинения, и в конце концов успешно припарковался у самого дома.
Выйдя из машины, он направился в мою сторону и еще раз извинился.
— Теперь наконец можете спокойно ехать, — сказал он. — Простите, что задержал.
— Ничего страшного, — ответил я, — мне не к спеху. Ловко вы справились с этим фургоном.
— Да, привык уже, — сказал он. — Сам-то я живу в этом доме, но летом, когда люди приезжают на отдых, фургон нас очень выручает.
Я взглянул на табличку над воротами.
— Нижняя часовня, — произнес я. — Необычное название для дома.
Он широко улыбнулся.
— Сначала нам тоже так показалось, когда мы только строили этот дом, — сказал он. — Но потом решили оставить старое имя — испокон веку это место называется Нижняя часовня, а поля за дорогой — Церковный парк.
— Это как-то связано со старым монастырем? — спросил я.
Он не отреагировал.
— Раньше здесь стояло несколько домов, — сказал он, — один, кажется, был молельным домом методистов. Но поля получили свое название гораздо раньше.
Из дома вышла его жена с детьми, и я завел машину.
— Путь свободен, — повторил он, и я, выехав из кювета, направился дальше, вверх по дороге, к повороту, за которым дом уже не был виден. Тогда я развернулся и заехал на стоянку у обочины справа, где была свалена груда камней и бревен.
И вот я на вершине холма. Тут дорога поворачивала и бежала вниз, к Тайуордрету — уже можно было внизу разглядеть несколько домиков. Нижняя часовня… Церковный парк… Неужели здесь раньше находилась часовня? Может, она стояла на месте дома, где живет владелец фургона, а может, прямо здесь, возле парковки, где сейчас красуется только что отстроенный дом?
Внизу, за домом, видны были закрытые ворота, которые вели прямо в поле. Я перелез через них и пошел вдоль живой изгороди, огибавшей поле, все ниже и ниже, пока не убедился, что теперь меня никто не увидит с дороги. По словам владельца фургона, это поле называлось Церковный парк. Ничего примечательного, правда, я в нем не заметил. У дальнего края паслись коровы. Я дошел до нижней границы и, пробравшись сквозь густые кусты, обнаружил, что попал на поросшую травой площадку, за которой сразу начинался обрыв: внизу в нескольких сотнях футов проходила железная дорога, и вся долина лежала передо мной как на ладони.
Я закурил и неторопливо осмотрелся. Ни одной часовни на горизонте, но зато какой вид! Справа от меня, в отдалении, ферма Тризмилл, пониже — две другие, все три хорошо защищены от ветра и непогоды; прямо подо мной — железная дорога, а еще ниже — поразительная панорама долины: здесь уже не было пахотных земель, и долина представляла собой сплошной ковер, сотканный из крон ивы, березы и ольхи. Истинный рай для птиц весной и прекрасное место для мальчишек, где можно спрятаться от неусыпного родительского ока, — правда, нынче мальчишки уже не охотятся за птичьими гнездами, по крайней мере, мои пасынки точно.
