— Конечно! Немедленно выезжаю.
Она начала одеваться, стараясь заглушить эгоистичное раздражение, вызванное необходимостью оторваться от камина и книги, что начала читать, отказаться от мысли выпить чая с тостом и других приятных вещей, составляющих прелесть ожидания. Женщина заставила себя думать об убитой горем Мэй, счастье которой рухнуло в одно мгновение. Теперь остается только плакать от собственной беспомощности.
Пришлось взять такси. Но ведь, в конце концов, Мэй — лучшая подруга, да не такие уж большие и деньги. Тут она вспомнила, что напрочь забыла о просьбе миссис Кафф купить «Ронук». Вот черт! Ну ладно, как-нибудь обойдутся… И потом миссис Кафф пришлась по душе идея приготовить седло барашка… Где сейчас муж? Может, пересекает Ла-Манш? А вдруг его мучит морская болезнь? Любимый мой… Нет, надо подумать о Мэй. Да, разумеется, в жизни случаются ужасные вещи… Ну, слава Богу, приехала. И дорога обошлась всего в шиллинг. Правда, домой придется возвращаться на автобусе.
Мэй лежала на диване лицом вниз, зарывшись головой в подушки.
Она опустилась рядом на колени, гладя подругу по плечу и бормоча бесполезные слова утешения.
— Мэй, милая, перестань плакать. Только зря себя изводишь. Ну же, прекрати! Возьми себя в руки!
Мэй подняла голову. Распухшее, искаженное горем и обезображенное слезами лицо представляло ужасное зрелище, не предназначенное для посторонних глаз.
— Не могу, — прошептала Мэй. — Тебе не понять. Будто в сердце всадили нож. А перед глазами лицо Фреда, когда он сказал, что больше меня не любит. Такое холодное, безразличное… Словно вовсе и не он, а какой-то чужой мужчина.
— Нет, Мэй, это просто невероятно! С чего это Фреду вдруг взбрело в голову, что он тебя разлюбил? Наверное, напился в стельку. Да нет же, быть не может. Это неправда.
— Правда. — Мэй рвала на полоски носовой платок и кусала концы. — И случилось не вдруг, а тянулось долгое время. Просто я не говорила. Никому и словом не обмолвилась. Все надеялась и молила Господа, чтобы подозрения оказались пустой фантазией. Но в глубине души понимала, что дело плохо.
— Ах, бедненькая! Подумать только, я и представить не могла…
— Неужели не понимаешь, что о некоторых вещах не говорят? Слишком уж они личные. Я лишний раз вздохнуть боялась, все надеялась, что если буду молчать, дурные предчувствия не сбудутся.
— Да, понимаю.
— Но сегодня, когда рассеялись последние сомнения, вся боль и страхи, которые я так долго держала в себе, вырвались наружу, и мне необходимо выговориться.
— Ах, Мэй, милая моя! — причитала женщина, беспомощно оглядываясь по сторонам, будто собираясь встать и передвинуть что-то из мебели, в надежде помочь подруге и исправить положение. — Вот скотина! Грубое животное!
— Ах нет, он хороший! — устало возразила Мэй, обессилев от рыданий и тупо глядя перед собой. — Просто Фред такой же, как все мужчины. Все они одинаковые и ничего не могут с собой поделать. Я его не виню. Только злюсь на себя, что была дурой и так сильно любила.
— И давно ты знаешь?
— С того дня, как он вернулся из Америки.
— Но, Мэй, милая, ведь с тех пор прошло восемь месяцев. Не хочешь же ты сказать, что все это время молча терзала себя? Нет, это невозможно!
— Господи, эти восемь месяцев показались целой вечностью! Не знаю, способна ли ты хоть на минутку представить адские муки, через которые мне пришлось пройти. Вечные сомнения, сбивающие с толку подозрения, и при этом приходится делать вид, что все хорошо. Тщетные попытки угодить Фреду, не замечая пренебрежительного отношения, превратить себя в рабу в надежде, что, может быть, он ко мне вернется. Восемь месяцев страданий и унижения…
— Ах, если бы я могла помочь! — воскликнула женщина и тут же подумала: «Нет, в жизни с людьми подобные вещи не происходят. Так бывает только в пьесах».
— Да разве тут поможешь? — всхлипнула Мэй. — Это надо пережить в одиночку. Каждое мгновение оставило в сердце неизгладимый след, и все они болят, как выжженное огнем клеймо. Да-да, с первого мгновения до последнего.
— Послушай, Мэй, но почему после Америки произошли такие перемены?
— Потому что разлука меняет мужчину. Пойми же, вдали от меня Фред забыл о прежнем желании быть вместе, а уж потом был готов забыть и все остальное. Другой образ жизни, встречи с новыми людьми.
— И все же…
— Как только он вернулся, я сразу поняла, почувствовала сердцем. Не могу описать словами, что именно изменилось. Ничего бросающегося в глаза. Так, всякие мелочи в разговоре, манере держаться. Даже голос стал другим, громче. Фред заговорил как человек, пытающийся скрыть какую-то тайну. Понимаешь? Я заметила это в первый же день, но из последних сил старалась отбросить в сторону подозрения, а сердце все ныло и ныло до сегодняшнего дня. И теперь я наконец поняла, что хотела скрыть от себя самой.
— Он встретил другую женщину?
— Да… — Голос Мэй задрожал, а глаза наполнились слезами. — Да, конечно, у него есть другая женщина, только дело не в ней. Ему опостылела наша жизнь, наш дом и я. Да вообще все, что связано с прошлым. Фред хочет от него избавиться. Не надо больше ни семейных уз, ни дома. Говорит, что снова вернется в Америку.
— Ну, Фред! Не ожидала! Ведь когда я вас видела вместе, не было никаких признаков. Ни единого намека на разрыв. Бедняжка Мэй!
Несмотря на полные жалости слова и попытки утешить подругу, женщина осознавала, что не способна пробудить в своей душе искреннее сочувствие к Мэй, а слезы подруги начали вызывать раздражение, смешанное с презрением, и справиться с ними было нелегко. Глянув на часы, она подумала: «Вряд ли я могу понять переживания Мэй, ведь со мной ничего подобного не случится».
— Не знаю, как жить дальше! — причитала Мэй. — Кому еще на долю выпали такие страдания? Нет, терпеть дальше не хватит сил. Пережить страшные восемь месяцев, чтобы дождаться сегодняшнего дня, когда все рухнуло.
— Не плачь, милая, — утешала подругу женщина, а в голове вертелась назойливая мысль: «Господи, неужели она еще раз заведет свою песню? Нет, это слишком. Кроме того, уже достаточно поздно».
— Послушай, а не выпить ли тебе хорошую порцию бренди с содовой? — ласково предложила она Мэй. — Голова-то, наверное, разламывается от боли. Поднимись-ка лучше наверх да прихвати бутыль с горячей водой и прими пару таблеток аспирина. А главное, постарайся все выкинуть из головы…
Мэй улыбнулась сквозь слезы:
— Действительно веришь, что это поможет? Впрочем, все нормально, не тревожься обо мне. Тебе пора домой… Ведь сегодня вечером возвращается муж, так? А я только сейчас вспомнила.
— Да, — безразличным тоном откликнулась женщина, стараясь не выставлять напоказ свою радость, и, чтобы хоть немного загладить вину перед Мэй, взяла ее за руку и заговорила проникновенным голосом: — Если бы ты только знала, как я за тебя переживаю. Но как облегчить твое горе? Какой жестокой бывает порой жизнь, сколько позора и страданий обрушивает на наши головы! Господь не должен допускать такой кошмар. Мерзкий убогий мир, и зачем мы только родились на свет… — На глаза навернулись слезы, и теперь подруги сидели, обнявшись, на диване. А сердце трепетало от рвущейся наружу неуместной радости, и перед глазами стояло лицо мужа: «Господи! Как же я счастлива!»
