Разумеется, были у священника в мессе и любимые места.
Слова «И долг наш святой воздать хвалу Тебе» произносились с наибольшим вдохновением. Однако викарий знал, что звездный час, триумф, которого с нетерпением ждет преданная паства, наступит чуть позже, когда он произнесет: «И посему вместе с ангелами, архангелами и всеми силами небесными восхваляем и славим Имя Твое и говорим: да святится Имя Твое, ныне и присно и вовеки веков!» Здесь вступает хор мальчиков, и их голоса сливаются с голосом проповедника.
Какой восторг! Воистину величественное зрелище.
Однако сегодня ему суждено одержать победу на кафедре проповедника. С горящим взором викарий спустился по лесенке в предвкушении грядущей битвы.
В сегодняшней проповеди он вознамерился встать на защиту восхитительных женщин, которые подверглись злобным нападкам социалистов. Но сделать это следовало не открыто, а с помощью красноречивых намеков.
Джеймс Холлоуэй подготовил великолепный текст: «Взгляните на ландыши. Они не изнуряют себя тяжким трудом, не прядут и не ткут».
В церкви присутствовали многие дамы, в адрес которых было брошено несправедливое обвинение, и священник, даже не видя, чувствовал, как их щеки заливаются радостным румянцем. Каждая женщина думала, что слова проповедника адресованы именно ей, и в душе клялась включить его в список самых близких друзей.
Джеймс Холлоуэй это знал, и полный триумф был обеспечен.
Прихожане слушали затаив дыхание, ни единый звук не нарушал плавное течение выразительного, проникновенного голоса.
Сухонький второй священник сидел, понурив голову. Доктор объявил, что его жену необходимо отвезти в Швейцарию. Поражена большая часть правого легкого, и если немедленно не поменять климат, он не ручается за жизнь больной. Но поездка в Швейцарию обойдется в несколько сотен фунтов, а где их взять?
Всю неделю он не знал сна, и сейчас голова раскалывалась от безрадостных мыслей.
А тут еще навалилось столько работы. Викарий поручил подготовку благотворительной ярмарки в пользу женщин, оказавшихся в тяжелой ситуации. Ах, если бы можно было обратиться к кому-нибудь за помощью…
Второй священник поднял голову — его внимание привлекло сдавленное хихиканье, донесшееся из хора мальчиков. Дети самозабвенно играли в крестики-нолики. Он устремил на шалунов грозный взгляд, а те в ответ нагло уставились на его ноги.
Священник покраснел от смущения — подошвы башмаков истерлись насквозь. А в это время пребывающий в неведении викарий продолжал проповедь, которая уже приближалась к завершающей части, где он продемонстрировал неслыханное вдохновение и потрясающее ораторское искусство. На пастора смотрело море лиц, ставших добровольным орудием его честолюбия.
Мэри Уильямс мертва, и Джеймс Холлоуэй уже успел забыть о бедной девушке… А хорошо знакомые ему люди находятся здесь, в церкви, и они, несомненно, наградят благородного проповедника, вставшего на их защиту. В голове уже роились льстивые хвалебные слова. В полубессознательном состоянии он слышал льющуюся из собственных уст речь. Преподобный Джеймс упивался красотой своего голоса и наконец после короткой паузы завершил проповедь на победоносной ноте, с торжеством вскинув голову: «Хвала Господу, Отцу нашему…» Теперь весь мир безраздельно принадлежал ему одному.
Несходство темпераментов
Он прислонился к каминной полке, нервно позвякивая мелочью в карманах. Итак, предстоит выдержать очередную сцену. Ну скажите на милость, зачем противиться его прогулкам в одиночестве? Без нее. Какая глупость! Никак не поймет, что иногда надо проветриться просто так, без определенной цели, потому что это позволяет почувствовать себя свободным. С каким наслаждением он с грохотом захлопывал входную дверь и шел по улице к остановке автобуса, помахивая тростью. Никому, даже самому близкому человеку невозможно объяснить удивительное ощущение, которое испытываешь, предоставленный сам себе. Восхитительная, полная эгоизма безответственность. Не смотреть то и дело на часы, вспоминая, что обещал вернуться в четыре, а заниматься в это время совсем иными делами, о которых она никогда не узнает. Что за слабое существо! Даже в такси ни разу не ездила. Как замечательно откинуться на спинку сиденья, закурить сигарету и, повернув голову, точно знать, что не увидишь ее рядом. А вечером вернуться домой и все рассказать; а потом они вместе сядут перед камином и будут смеяться; по крайней мере этот день принадлежал бы ему одному, не им обоим, а только ему.
Но именно это и не устраивает, вызывает обиду и возмущение. Непременно хочется разделить с любимым все. И в голову не приходит что-то сделать самой, без его участия. А еще эта удивительная способность читать мысли. Стоит подумать о чем-нибудь, не имеющем к ней отношения, и она мгновенно это чует. Да еще раздувает из мухи слона. Тут же вообразит, что наскучила или ее разлюбили. Ничего подобного! Разумеется, ее по-прежнему любят больше всех на свете, да и вообще в целом мире для него никто не существует. Почему не попытаться понять такую простую вещь и не возблагодарить судьбу? Зачем приковывать к себе цепью, стараться завладеть умом, телом и душой, не позволяя даже малой частице его существа побродить на воле, хотя бы и где-то поблизости? Давно пора понять: он не уйдет далеко, образно выражаясь, не скроется из поля зрения. Только поднимется вон на тот пригорок и посмотрит, что творится по другую сторону. Так нет же, и тут надо непременно поучаствовать.
— Как ты не поймешь, — пустится она в рассуждения, — чем бы я ни занималась, что бы ни видела, мне одной ничего не нужно. Хочется все отдать тебе. Вот сижу и смотрю на картину, которой восхищаюсь, или читаю интересную книгу и думаю про себя: какой в этом смысл, если ты не разделишь со мной радость? Ты — часть меня, причем такая важная, что в одиночестве я превращаюсь в тупое существо, неспособное ни говорить, ни видеть. Как дерево с обрубленными ветками или человек, лишенный рук. Жизнь ничего не стоит, если ее во всей полноте нельзя разделить с тобой: и красоту, и безобразие, и боль. Между нами не должно быть недомолвок. Ни одного потайного уголка в сердце.
Смешно! Он понимал, что имеется в виду, но разделить подобных чувств не мог. Люди, живущие в разных плоскостях. Две звезды во вселенной. Она — гораздо выше и излучает ровный свет, а он то вспыхнет ярче, то померкнет, вечно стремится опередить — и в результате рухнет на землю, промелькнув сверкающей полоской по небосклону.
Он резко повернулся к собеседнице:
— Пожалуй, пойду и пообедаю в городе. Пообещал тому парню встретиться еще раз до отъезда. Не хочется обижать человека. Вернусь скоро, не сомневайся. — И улыбнулся, пытаясь придать искренность своим словам.
Женщина оторвала взгляд от письма, которое писала.
— Я считала, вы все обсудили во время последней встречи. Или нет?
— В общем-то да. Только думаю, надо снова с ним повидаться. И сегодня как раз подходящий момент. Что скажешь? Мы ничего не планировали, да и ты занята. — Он говорил легко и непринужденно, будто о возражениях не могло быть и речи.
