Иван обернулся и посмотрел назад. За спиной остался город. Солнце освещало его дома и, конечно, Башню. Башня сверкала, слепила и подавляла. Иван плюнул под ноги и зашагал к лесу. Он был уверен, что видит родной и чужой уже город в последний раз, что никогда больше он не вернется сюда.
По пространству Иван шел около двух часов. Скорость передвижения ограничивала невероятная загаженность – тут и там путь преграждали совершенно невообразимые свалки, остатки каких-то сооружений непонятного назначения, канавы, груды ржавого железа, битого кирпича и бетонных обломков. Откуда здесь все это? Иван не знал, но так или иначе это нужно было преодолевать или огибать.
Спустя два часа Иван достиг края леса. Он углубился в лес, сел на пенек под березой и снял рюкзак. После долгой ходьбы стало жарко, хотелось пить, но у него не было ни капли воды. Он выкурил сигарету, посидел минут пять, прислонившись к стволу, отдыхая, потом двинулся дальше. Вскоре нашел яму, наполненную водой. На поверхности плавал мелкий лесной сор. Иван нагнулся, руками расчистил «окно». Вода казалась черной. Он зачерпнул пригоршню, умыл лицо. Вода пахла лесом – прошлогодней опавшей листвой, хвоей и еще чем-то, что невозможно передать, а можно только почувствовать… Вода пахла так, что захватывало дух.
– Не пей, Иванушка, – сказал Иван сам себе, – козленочком станешь.
Он зачерпнул еще пригоршню воды и выпил ее.
Через час он вышел к железной дороге. На черных жирных шпалах лежали белые рельсы, блестели, убегали вдаль по линии «север—юг». Иван подумал: если мне повезет, то состав пойдет на север… в Карелию… к Слону.
Ему повезло – грузовой состав действительно шел на север, вез лес и щебенку в Финляндию. Ушлые финны уже давно сообразили, что нет никакой нужды увечить собственную природу – взрывать на щебенку финские скалы или пилить финский лес. Все это можно привозить из России.
Помощник машиниста издалека заметил шест с грязно-желтой тряпкой наверху. Он торчал посреди полотна как перст, тряпка слегка колыхалась на ветру.
– Что за черт? – произнес помощник, обращаясь к машинисту.
– Тормози, – процедил машинист сквозь зубы. Он водил поезда уже больше двадцати лет, насмотрелся всякого. Не задавая никаких вопросов, помощник кивнул.
Зашипел сжатый воздух, залязгали сцепки. Тяжелогруженый состав начал снижать ход. Локомотив остановился, не доехав полторы сотни метров до шеста с тряпкой.
Помощник сказал:
– Ну, я пойду… посмотрю, че это там за фигня такая.
– Сиди, дура, – отозвался машинист. – А если там заминировано?
– А? – произнес помощник растерянно.
– Хрен на! Сейчас доложим диспетчеру. Пусть вызывают саперов. А наше дело телячье – привязали и стой.
Помощник снова кивнул.
Саперов ждали почти два часа. Еще час они «колдовали» на дороге, но ничего не нашли. Составу дали зеленый свет. Локомотив прогудел, тронулся, увлекая за собой цепочку вагонов. Происшествие списали на обычное хулиганство.
На задней полуплатформе ехал «террорист». Он устроился вполне комфортно – руками выгреб яму в мелкой, как горох, щебенке и теперь лежал в ней, смотрел в небо.
Над ним проплывали облака.
* * *
Андрей приехал, как и обещал, к полудню. Он был на русском армейском джипе с рекламой своей фирмы на борту. Флойд поморщился, проворчал: зачем реклама?
– А что? – спросил Андрей.
– Ни к чему мне твоя реклама, – поморщился адвокат. Он говорил по-английски.
– Ерунда, – ответил Андрей тоже по-английски. – У меня легальный бизнес – никаких проблем.
Флойд ничего на это не ответил, промолчал. С одной стороны, Андрей безусловно прав… но с другой…
А Андрей покосился на адвоката с иронией и сказал:
– Какие проблемы, Уолтер? Россия, кажется, колония Евросоюза… так? А в колониях законы не действуют… Или я не прав?
Флойд улыбнулся. Андрей был ему симпатичен – свободный, раскованный, без комплексов и с чувством юмора. Отлично говорит по-английски… Флойду казалось, что они похожи.
– Отчасти ты, пожалуй, прав, – отозвался Флойд. Потом спросил: – Ты мое снаряжение привез?
– Конечно. – Андрей кивнул в сторону багажного отсека – Все там.
Флойд не поленился – проверил. Андрей со скептической улыбкой смотрел, как он перебирает содержимое баула.
– Ну что? – спросил он, когда англичанин закончил проверку и вжикнул молнией сумки. – Все в порядке?
– Да, – ответил Флойд. – И знаешь что?
– Что?
– Давай говорить по-русски.
– А давай.
– Как называется этот джип?
– Этот джип, мистер Флойд, называется «козел».
– Что такое «козел»?
Андрей перевел, Флойд рассмеялся.
Когда выехали за город, Флойд сам сел за руль. Конечно, управлять «козлом» после «Лендровера» было тяжеловато, но он быстро приноровился. И даже получал удовольствие от управления этим рычащим чудищем… Андрей расположился на пассажирском сиденье, достал плоскую фляжку… По машине разошелся запах водки. Флойд покосился на Андрея с неудовольствием. А Андрей подмигнул, налил водки в металлический колпачок-стаканчик и спросил адвоката: хочешь?
Флойд ответил: нет.
– А зря, – весело произнес Андрей. Он опрокинул содержимое стаканчика в рот, выдохнул и добавил: – Эх, хороша.
– Как ты ее пьешь? – недовольно спросил Флойд.
– С высоким патриотическим чувством, мистер, – ответил Андрей. Он достал пластмассовую коробку, открыл ее и показал Флойду содержимое – бутерброды с икрой: – Будешь?
Флойд ответил:
– Нет.
Андрей сказал:
– А я буду.
Он взял бутерброд с красной икрой, обильно намазанной поверх желтого масла, откусил кусок.
– Как ты это ешь? – поморщился Флойд. – Это же сплошной холестерин.
– А холестерин я выплевываю, – беспечно отозвался Андрей. Флойд не понял, но покачал головой. Андрей съел бутерброд, потер руки и сказал: – Размялись, однако… И, как у нас говорят, между первой и второй перерывчик небольшой.
Флойд только головой покачал. «Козел» ехал на север, в Карелию, в Сортавалу.
* * *
Мерно стучали колеса, изрядно пригревало солнце.
Над головой плыли легкие, похожие на перышки облака. Иван лежал в каменной яме, подложив под голову рюкзак. Незаметно для себя он задремал. А когда проснулся, состав стоял. Откуда-то доносилась музыка, слышались нетрезвые голоса. Некоторое время Иван прислушивался. Хотел получить какую-нибудь информацию о своем местонахождении. Но ничего не получил. Три нетрезвых голоса крыли какого-то Дауда Максудовича, который – «сука, чурка гребаная» – опять нагрел при расчете. Да еще пел Витас.
