– Кто это там? – приглядывался он, щурясь, к Земле. – Ах, вот бредет Анемона! Новая любимица Геры. Как же, слышал, слышал…
После чего сребролукий тщательно прицеливался и бац! Анемона, ничего не понимая, стоит в очереди у Леты, сзади напирают толпы жителей Милета, вырезанных персами, кругом вопли, в общем, жуткая давка, и Харон вопит:
– В очередь, в очередь! Эй, в очередь, покойники, чтоб вас! Как же вы мне за целую вечность надоели!
И уже через мгновение Анемона прогуливается по туманным садам Аида, жалобно стеная. Нет, вытащить ее оттуда Гера не могла. Из Аида вызволить не под силу было даже богам. Да они особо и не пытались. Зачем, если можно присмотреть себе другого смертного и сделать его своим новым любимцем.
Все это, конечно, жутко злило Геру. В отместку она насылала порчу на какого-нибудь любимчика Аполлона, и бедный мальчик умирал в мучениях. Аполлон горевал, подыскивал себе нового любовника, а потом в отместку пристреливал новую фаворитку Геры. И так до бесконечности. Другие боги, само собой, старались не отставать.
Зевс испепелял молниями порядочных женщин, сообщавших Гере о его шалостях. Гера стирала в порошок девиц, которыми ее муженек овладевал без их, девиц, на то согласия (хотя при чем здесь они?!). Гефест разбил молотом голову не одного случайного любовника Афродиты. Меркурий исподтишка гадил любимцам Посейдона, а Повелитель морей в отместку топил корабли любимых купцов Меркурия. В общем, время было неспокойное.
Вам жилось спокойно до тех пор, пока боги не начинали вас любить.
Еще хуже становилось, когда боги начинали вас ненавидеть. Как вы понимаете, особой разницы между их любовью и ненавистью не существовало. Они относились к нам, людям, как к куклам. Игрушке можно открутить ногу в припадке гнева, а можно из любопытства, чтобы посмотреть – что там внутри. А можно прижать к себе так сильно, что кукла сломается.
Кажется, уже в ХХ веке какой-то литературный критик написал: значение-де фигуры Одиссея состоит в том, что этот человек, в отличие от своих современников, бросал вызов богам. Будто бы остальные воспринимали слепую божественную волю как неотвратимое стихийное бедствие. А Одиссей – в смысле, я – сумел перехитрить божества. И якобы это демонстрирует стремления жителей Древней Греции относиться к человеку как к центру мира. Что ж, определенный смысл в этом есть. Не считая многих неточностей, которые я бы хотел исправить и кое-что дополнить.
Например – первым бросил вызов богам не я, а Прометей.
Чем это закончилось для бедолаги, все мы знаем. Поэтому я никогда не рисковал повторить его подвиг. Зачем? Для меня имеет смысл лишь то, что принесет благо Итаке. Нет, это не общественное благо, о котором так любил рассуждать Аристотель. Я говорю о моем, личном, благе. Ведь Итака была моей.
Еще одна неточность: мы всегда воспринимали человека как центр мироздания. Конечно, это не умаляло нашего страха перед богами. Но то был не страх перед отцом. Мы, эллины, были эгоистичны, жизнерадостны и крепки телами. Если бы не боги, все было бы отлично. Говорю это вам лишь сегодня. В то время после подобного утверждения можно было сразу класть монетку в рот. Для оплаты транспортировки через Стикс.
Сейчас, когда я занимаюсь вполне легальным бизнесом в Молдавии – мы отправляем чернорабочих в Турцию, Испанию, Россию и Португалию, – мне приходит на ум довольно точное сравнение.
Боги крышевали Элладу, как жестокая банда рекитиров.
Сравнение очень точное. Единственное, что отличало от нас богов – выдающиеся физические возможности. Они могли передвигаться с огромной скоростью, у них была недюжинная сила, наконец, боги были неуязвимы. И все это, заметьте, без «мерседесов», вертолетов, автоматов, спортзалов и бронежилетов. И как настоящие бандиты, боги всячески превозносили свое превосходство. Да и бандитам до богов было далеко.
Небожители Эллады были настоящими фашистами.
Физическую немощь и чрезмерное увлечение искусствами они презирали. Аристотель, Платон, геометры и физики – все это будет позже. В эпоху угасания Эллады. В своем расцвете она принимала только тело и его великолепные возможности. Мои современники, как и боги, терпели из творцов лишь скульпторов – те увековечивали совершенные физические формы. Ну, и еще Гомера. Но он как раз и явился предтечей упадка Эллады. С тех пор как Фриних написал первую пьесу Афин, город потерял единство.
Как только слово дали поэтам, страна начала вырождаться.
Говорят, последним поэтом Средневековья был Вийон. Сомневаюсь. Скорее, он был первым поэтом Возрождения. Ведь после него Европа и стала приходить в упадок, который длится до сих пор. О боги, дайте мне воды, от жажды умираю над ручьем я…
В том-то и состояла ирония судьбы, что я – последний герой догомеровской эпохи – лично дал приют этому самому слепцу, который похоронил мою Элладу. Элладу героев, богов, приключений и бездумных войн сменила расчетливая Эллада торгашей, бившихся с персами за рынки сбыта в Малой Азии.
Вас интересует, где же я провел эти двадцать лет?
Ну уж точно не странствовал. А остальное – не вашего ума дело. Итак, Гомер и Итака. Уж в чем слепец не ошибся, так это в моих умственных способностях. Я действительно был необычайно хитер, и смею надеяться, эта черта моего характера сохранилась. Да, меня сумели вытащить на войну, но пробыл я там ровно полгода. К сожалению, то, что мне довелось увидеть под стенами Трои, вовсе не походило на ту войну, к которой мы привыкли. Для нас, островитян, война была делом увлекательным. Мы приплывали к побережью, угоняли скот, сражались от силы день с защитниками, разоряли подвернувшуюся под руку деревню и спешно отплывали. Вот это была война, черт побери!
Осада Трои на войну была мало похожа.
Шок, который мы – я, и мой отряд – пережили, когда очутились под Троей, сопоставим с шоком, испытанным Европой от Первой мировой войны. В 1914 году началась новая военная эра. Оказалось, что солдаты противоборствующих армий могут годами сидеть в окопах, расположенных напротив друг друга в ста метрах, и потихоньку обзаводиться вшами. Если бы кто-нибудь из ветеранов осады Трои дожил до Первой мировой, он бы не удивился. Троянская война стала первой военной операцией, когда люди не бились, чтобы потом разойтись, а долго, тупо и методично убивали друг друга, сидя в окопах. Да, конечно, у нас были окопы. А где еще, по-вашему, мы могли бы спрятаться от стрел, которыми нас осыпали троянцы?
К счастью, для меня это длилось недолго. Нет, свой отряд я оставил под Троей. Исчезновение Одиссея – это куда ни шло. А вот пропажа целого полка нанесла бы непоправимый ущерб моему имиджу. Настолько непоправимый, что осаду с Трои сняли бы и экспедиция отправилась бы на Итаку. А так они подумали, что меня убили в какой-то стычке и тело пропало. Они даже справили по мне поминальную тризну. Вот идиоты! Да-да. Называйте это так, если хотите. Я дезертировал.
Отряд мой, как оказалось, за двадцать лет осады был уничтожен полностью. Поэтому мне пришлось придумать красивые легенды о Циклопе, водоворотах, Сцилле и прочих, чтобы как-то объяснить их невозвращение на родину. Попросту объявить, что люди погибли на войне, все до единого, я не мог. Это бы вызвало много ненужных вопросов: почему я не погиб вместе с ними, где их добыча, положенная родственникам, ну, и тому подобное. В результате родственники моих солдат (и мои подданные) удовлетворились пустышкой, которую я подсунул им, используя необычайный талант Гомера. Надо признать, слепец им обладал. Тем лучше. Я выводил его на террасу замка, нам приносили вино, и он слушал мои небылицы.
