Целибат
В селе Цынцерены, что в пятнадцати километрах от Унген, — самого западного города
Молдавии, — появился целибат. Как-то сразу и неожиданно. Что удивительно, если
учесть: никаких предпосылок для его возникновения, становления и дальнейшего, если
можно так сказать, процветания, в Цынцеренах не было. По крайней мере, так думали
сельчане, собравшиеся 14 февраля 1997 года на сход у магазина "Продукты", в котором
продавалась газировка и баранья колбаса.
— Целибат, — внимательно, как революционный матрос газету "Искра", читал
листы, вырванный из энциклопедии фермер Василика, — есть обет отказа от семейной
жизни и вообще целомудрие, был введен во второй половине девятого века у
католиков…
Толпа задумчиво засопела. Местный священник, отец Пантелеймон, радостно
встрепенулся и крикнул:
— Так-то католики, добрый люд, а мы, молдаване, испокон веков православные!
Негоже нам латинские обычаи у себя заводить. И вообще! Раньше было, стало быть,
два Рима, нынче — третий, а четвертому — не бывать!
Но на священника никто внимания не обратил, и он поник, все так же привязанный к
столбу с большим громкоговорителем. По этому говорителю утром и созвал бывший
председатель, а сейчас фермер и самый зажиточный человек села, Василика Устурой,
весь добрый люд к магазину.
— Всем, всем, всем, — хмуро говорил он в пластмассовую коробочку, связанную с
громкоговорителем провод ом, — срочно собраться у магазина "Продукты", судить
священника Пантелеймона.
Собрались все. Даже местный полицейский, Андриеш Костаки, полгода ходивший в
рваных сапогах, — время было смутное, и зарплат бюджетникам годами не платили, -
пришел. Чтобы, говорил он, изредка сплевывая в священника, все было по закону.
Пантелеймон же, молодой, тридцати с небольшим лет красавец, лишь дико косил на
репродуктор, да изредка всхлипывал. Он не понимал, что именно с ним сделают. Но
знал, за что именно.
Пантелеймон был невоздержан до женского полу, и испортил всех баб села
Цынцерены.
— Вот уже полтора года отец Пантелеймон, — бубнил фермер Василика по бумажке,
написанной бывшим учителем, а ныне батраком, — поганит наших девок, баб, и даже
сельчанок не только предпенсионного, но и пенсионного возраста. Не считаясь ни с
чем, нагло и неутомимо, не покладая…
Из чтения приговора даже не самый далекий человек сделал бы вывод: священник из
тех мужчин, что даже с собственной дочерью на часок дома оставить нельзя.
Цынцерены не раз и не два писали коллективную жалобу на Пантелеймона в
Митрополию Молдавскую. Но оттуда отвечали, что это забытое богом село должно
быть благодарно даже за такого, — непутевого, — священника. И более того. Не только
отец Пантелеймон приобщит Цынцерены к богу, — считали в Митрополии, — но и
Цынцерены приобщат его к смирению, и научат воздержанию. К сожалению, в
Митрополии ошиблись. За полтора года Пантелеймон, одуревший от скуки и
безысходности в этой глухомани, уестествил всех особей женского пола Цынцерен, и
побирался к подпаску Анатолу и его любимой козочке Царанкуце. Собственно, за
уестествлением Царанкуцы священника и застал фермер Василика и несколько его,
фермера, двоюродных братьев. Они немного побили Пантелеймон, связали, заперли на
ночь в хлеву, а утром вытащили на судилище.
Убивать священника было бы не совсем прилично, поэтому перед народом встала
дилемма.
— Давайте заставим его блюсти этот, как его, — придумал один из братьев
Василики, человек мудреный, — це-ли-бат.
Толпа замолчала. Отец Пантелеймон на всякий случай завыл. Селяне одобрительно
покачали головами. Наконец, под пасок Анатол, как самый бедный, и потому смелый,
осмелился задать вопрос, мучавший всех:
— А что это такое, це-ли-бат?
— Ну, — неопределенно покрутил рукой в воздухе брат Василики, — это
такое, понимаешь, что-то вроде типа того…
Отец Пантелеймон завыл еще громче. Женщины Цынцерен, которых не пустили на
сходку, украдкой подглядывали из-за штор, и вытирали слезы. Все они очень любили
священника. Особенно им нравилось, как отец Пантелеймон объяснял, что есть
любовь.
— Любовь, — сжимал он до побеления зад прихожанки, а в плохие дни и подпаска, -
есть единение. В том числе и плоти.
Фермер Василика и его батрак, — бывший учитель, — сбегали за энциклопедией, которая
в доме учителя лежала на кадушке с квашенной капустой. От этого, хвастался учитель
Тудор, его капуста была не простая, а особенная. С ученостью. Селяне, правда,
восторгов Тудора не разделяли, и даже боялись этой капустой закусывать.
Поговаривали, что на какой странице была раскрыта тяжеленная энциклопедия, и какая
цифра там стоит, столько раз к тебе черт и явится. Замутит тебе голову словами
непонятными навроде "химера", или "павликианство"…А один фермер, Никидуцэ, даже
сошел с ума, когда ему приснился черт, сказавший слово "эвтаназия".
Но на этот раз энциклопедия была нужна. И Василика, стоя с ней на площади, читал:
— Обет отказа от семейной жизни и вообще целомудрие, был введен во второй
половине девятого века у католиков…
Все попытки отца Пантелеймона сыграть на противоречиях между католицизма и
православием провалились. Народ введение целибата в одном, отдельно взятом
приходе православной митрополии Молдавии одобрил единогласно. Встал вопрос: как
его, целибат отца Пантелеймона, блюсти. Ведь к самому священнику доверия не было
никакого, хоть он и кричал, истово крестя себя вместо связанных рук бороденкой:
— Я женюсь, слово даю, женюсь! Я больше не буду! Только с женой!
Мужчины были глухи. О чем-то посовещавшись, они притащили к столбу точильное
колесо, и снарядили подпаска за мясником Сержиу. Тот, — отец троих сочных, бойких
