мишуры, скрывающей главное, истину, — что экспедиция благополучно отбыла. Более
нам ничего не известно. Ученые предполагают, — в свободное от серьезных
исследований время, ведь заниматься такой чушью можно только в качестве
гимнастики для ума, — что Аквитаний и его спутники попросту сбежали с деньгами
хозяйки. Свежей, пышной, тридцатилетней, — нам известны фрески с ее изображением,
— христианки Зои…
О чем это я? Ах, да. Разумеется, Аквитаний не сбежал. Спасение души -
словосочетание, для человека тех времен значившее гораздо больше, нежели просто
словосочетание. Поверьте, оно значило для них тогда больше, чем для вас — вы сами.
Потому Аквитаний со спутниками, проделав необычайно трудное и увлекательное
путешествие, достойное пера самого Марко Поло, в 449 году добрался таки до горы
Арарат. Поглядев на вершину, он, и его порядком оборвавшаяся экспедиция, — деньги
Зои закончились на втором году путешествия, а еще просить Аквитанию было стыдно,
— засучил рукава и начал подъем. Да ну! Ничего опасного, говорю вам. Льды, лавины,
холод, все это ерунда. И, конечно, у них было несколько проводников из местных
жителей.
Вот это было действительно опасно.
Горцы уже тогда были дикарями, и согласились провести Аквитания и его спутников
наверх только из расчета поживиться имуществом путешественников. Религиозный
туризм, поиски Ковчега и остатков креста, на котором висел Спаситель, — до всего этого
было далеко. Это только века с шестого на Арарат потянулись, — и не перестают ползти
до сих пор, — искатели Ковчега. И уже только тогда местные горцы поняли, что гораздо
прибыльнее не убивать туристов, а потакать их глупостям за деньги, и ждать новых. А
в пятом веке они убивали приезжих, не задумываясь.
Правда, Аквитанию повезло. Ночью, когда местные жители деловито перерезали горло
всей его экспедиции, священник выжил. Его персональный убийца оказался изрядным
лентяем, и не наточил накануне нож, как следует. Аквитаний весьма благоразумно не
указал горцу на эту оплошность. И поутру, сжав в кулак волю и рану на шее,
продолжил путешествие на вершину. Сверху это выглядело довольно красиво: красный
след, оставленный Аквитанием на белом, — чуть не сказал "белоснежном", — снегу…
К сожалению, к полудню, — когда священник сумел подняться еще на 200 метров вверх,
— началась метель. Кровь на снегу замело. Аквитания тоже замело. Разумеется, он умер.
Больше мы о нем ничего не знаем, что, согласитесь, неудивительно.
Жена вольноотпущенника Зоя, погоревав, снарядила на Арарат вторую экспедицию. В
ее составе не было ни одного священника, и все они разбежались, едва покинули
территорию Италийского полуострова. Денег Зое они, конечно, не вернули. Ковчег,
само собой, не нашли.
И вообще, никто Ковчега не нашел.
Аквитаний, что неудивительно, душу не спас. Поиски Ковчега, Грааля, смысла жизни,
или тому подобных иллюзорных предметов, никогда никому не давали дивидендов.
Даже иллюзорных. Единственное, что могло бы утешить священника: его частенько
вспоминала Зоя. Разумеется, они были любовниками. В то время священники были
мужчины хоть куда, да и с безбрачием церковь не очень определилась. Зоя, конечно,
почитала мужа, но влюблена была в Аквитания. Почти так же сильно, как в Христа.
Поэтому ничего лучше, чем отправить одного любимого мужчину на встречу со
вторым она не придумала. Зоя думала, что совершает великую сделку. Спасает души:
свою и Аквитания. Зоя умерла спустя двадцать лет после того, как Аквитаний ушел из
ее дома.
Эти двадцать лет она была очень несчастна.
И из-за ковчега, и из-за Аквитания. Для человека раннего Средневековья найти остатки
Ковчега было равносильно гарантированному месту в Царствии Божьем. Что ж. Если
рай и вправду существует, оба они, — и недалекая жена вольноотпущенника, и ее
возлюбленный священник, — должны быть там. Стоило ли оно двадцати лет разлуки?
Об этом в "Хронике Пелагия" нет ни строки.
Лимонад
Она может любому за бутылку лимонада дать. Уж мы это точно знали. Ей было
четырнадцать лет. У нее, по слухам, в голове копошились вши, и она была грязной и
распутной девкой. Вы спросите, почему я говорю "по слухам"? Почему сам не
проверил? Нет, знаете, я никогда не был робким. Даже в подростковом возрасте. А вот
близоруким я был уже тогда. Поэтому вглядываться в голову Маши, — а именно так ее
звали, — я мог сколько угодно. И все равно ничего бы не увидел.
С тех пор продажная любовь для меня всегда лимонад.
Между прочим, бутылка лимонада, — настоящего, с неповторимым вкусом яблока,
лимона, сладкой газировки из автомата (три копейки стакан), — в те времена было не
так уж и мало. То есть, на наш взгляд Маша совершала не такую уж и проигрышную
сделку. Правда, что именно она давала за бутылку того самого "Буратино" (а иногда,
говорили, это был "Дюшес") мы толком не представляли. Особенно я. Ведь мои
одиннадцатилетние одноклассники были старше меня на год. Нет, я не вундеркинд,
просто пошел в школу на год раньше.
Достаточно рано для того, чтобы увидеть самое естество школы, — а она, на мой взгляд,
который не изменился и сейчас, когда мне уже тридцать шесть, есть не что иное, как
заколдованный темными силами лес. На каждом углу тебя ждут неприятности.
Постепенно ты учишься продираться сквозь чащу, не меняя выражения лица. Но в
глубине души все равно вздрагиваешь каждый раз, когда из-за дерева на тебя нападает
дракон. И достаточно поздно для того, чтобы скучать по кусочку рая, запрятанному
памятью за детской кроваткой, которую вот-вот выкинут, потому что ты из нее уже
вырос. Впрочем, я драматизирую. Может, все было и не так плохо, как мне сейчас
кажется. Были и неплохие моменты.
Лимонад, например.
