В квартире Прохорова она все время путалась, открывала
ненужные двери, зажигала свет не там и поворачивала не туда.
Где-то что-то то ли пело, то ли разговаривало, и Глафира,
пооткрывав не те двери, позвала хрипло:
– Андрей! Ты дома?..
Никто не отозвался, и Глафира, послушав немного, сказала
сама себе:
– Нету тебя дома!
…А кто тогда поет и разговаривает? Впрочем, вряд ли Прохоров
стал бы разговаривать сам с собой, а уж запел бы тем более вряд ли!
Наконец нужная дверь была найдена – Сезам, откройся! – и
Глафира попала в ванную.
Зеркала, зеркала, мрамор, мрамор, хром, сталь, титан.
Кадмий, литий, бериллий, ванадий – как в таблице Менделеева, – и посреди всего
этого торчит она, Глафира, желтая, с синяками под глазами, с шишкой на голове,
с облупившимся лаком на ногтях и в его пижаме.
Потыкав пальцами в ненужные кнопки, повертев ненужные ручки
– хром, сталь, литий и кадмий, платина и палладий, – включая попеременно то
подсветку пола, то стереосистему, из которой моментально грянул оркестр, то
видеопроектор, то освещение гигантского аквариума с пираньями, Глафира в конце
концов пустила воду и через некоторое время даже добилась того, чтобы она стала
горячей. Похвалив себя за упорство и труд, Глафира вылезла из пижамы и,
предвкушая счастье от сидения в горячей воде, принялась чистить зубы и
рассматривать себя в зеркало.
Ничего общего с красотками в духе Разлогова. Зад широковат,
груди тяжеловаты, ноги так себе – длинные, но… «тумбообразные», так
сформулировал ее фитнес-тренер, производя «обмеры». Никаких аристократических
тонких щиколоток. Продавщицы в обувных магазинах были снисходительней и
называли это «высокий подъем».
Глафира остервенело чистила зубы.
Пошел он на фиг, этот фитнес-тренер!.. Собственно, он и
пошел. После «обмеров» и первого занятия, в ходе которого выяснилось, что у
Глафиры слабовата стенка живота, поэтому кожа отвисает так неэстетично, колени
несколько дистрофичны, и носить короткое ей категорически нельзя, а руки такие
полные, что обычная программа укрепления мышц ей не подойдет, Глафира подарила
свою золотую клубную карту какой-то молодой мамаше с коляской, обретавшейся
возле клуба.
Фитнес-тренер пару раз звонил, осведомлялся, когда Глафира
придет на тренировку, а потом, к счастью, у нее украли телефон, и передняя
стенка живота осталась в прежнем виде.
Впрочем, все это не имеет никакого значения!..
Глафира долго лежала в ванне, а потом с наслаждением мылила
голову, осторожно обходя пальцами огромную шишку. Прикасаться к ней до сих пор
было больно.
Напялив халат, расходившийся на груди, она слегка подула
феном на короткие растрепанные волосы и отправилась искать кухню.
Она живет здесь уже несколько дней и все время путается!
Интересно, можно в такой квартире прожить жизнь? Нет, в качестве арт-объекта
квартира прекрасна. А жить?!
Раньше Глафира никогда не жила с Прохоровым… подолгу. Иногда
они вместе спали, в основном в отелях, в основном за границей, где их никто не
знал, и дома у него она была всего пару раз! И ей никогда не приходили в голову
такие приземленные, неромантические мысли – как здесь жить-то?! Не попивать
коктейльчик перед тем, как «все должно случиться», не принимать вместе ванну
после того, как «все уже случилось», не прихлебывать кофе из одной чашки, сидя
голыми за барной стойкой в гостиной, а… жить!
А Прохоров, в которого она была вроде влюблена?.. С ним
можно жить?
Наверняка, бодро утешила себя Глафира. Вот они живут уже
несколько дней, и все у них просто прекрасно! Правда, никакого интима, она все
время лежит – болеет, открывает не те двери и так и не научилась пользоваться
кофеваркой – иридий, палладий, ванадий и ряды кнопок, как в центре управления
полетами.
И очень хочется домой. Так хочется, что, закрывая глаза, она
все время видит одно и то же – широкие лиственничные доски, камин с закопченной
задней стенкой, темные балки на потолке, яблоки в корзине у высоких дверей,
распахнутых в сад. Гамак между соснами.
Надо было снять гамак. Что он висит, мокнет?..
– Мне нельзя раскисать, – громко сказала Глафира. – Ни в
коем случае! Я все выясню и поеду домой. И сниму гамак!
Разлогов любил иногда посидеть в гамаке. Черт бы его
побрал!..
В так называемой кухне – кадмий, литий, бериллий – Глафира
разыскала турку, початую пачку кофе и какую-то колбасу за неприступной
холодильной дверью.
Телевизор работал – вот, оказывается, откуда песни и
разговоры!
Жуя колбасу и запахивая то и дело открывающийся на груди
халат, Глафира с трудом взгромоздила себя на длинноногий, высоченный,
элегантный стульчик и потянула к себе журнал.
Это был тот самый журнал, открытый на той самой странице.
Глафира глубоко вдохнула и выдохнула. Зачем Андрей принес
его сюда, да еще забыл на самом видном месте?! Он же знает, что ей… неприятно.
Куда там «неприятно»! Она эти фотографии видеть не может! И
не хочет! И не будет на них смотреть!
Она швырнула журнал, он поехал по стойке и шлепнулся с
другой стороны, распластав страницы, как разноцветная бабочка, с лету
вляпавшаяся во что-то липкое.
Глафира сварила кофе, дожевала колбасу. Распластанный на
полу журнал не давал ей покоя. Прихлебывая кофе, она сползла с элегантного
стульчика, подошла и двумя пальцами подняла журнал.
Я все понимаю, брезгливо подумала она про Прохорова. Работа
такая. Обыкновенная работа за деньги, ничего особенного. Тебе платят. Ты
ставишь материал в номер. Но ведь это не чья-нибудь чужая жизнь, до которой нам
дела нету. Это моя жизнь. А следовательно, и твоя, если ты меня любишь!.. Хоть
бы ты раз в жизни отказался! Ну отказался бы, и все тут!..
Впрочем, отказался бы Прохоров, поставил бы Сидоров или
Петров. Какая разница!..
Только одна фотография ее интересовала – только одна из
всего цветистого глянцевого множества! И, превозмогая себя, Глафира вернулась
за стойку, неся журнал на отлете, шлепнула его на полированную поверхность и
еще раз посмотрела.
Ну да. Белый пляж, загорелое тело в двух полосочках почти
несуществующего купальника, совершенное, правильно припорошенное правильным
песочком, и на заднем плане Разлогов.
Очень раздраженный. Вовсе не Аполлон. Решительно не
красавец-мужчина. В плавках лучше не фотографироваться. Никогда. Даже после
прохождения «обмеров» у фитнес-тренера.
Глафира еще раз взглянула в прищуренные от злости глаза
Разлогова.
