– ...если не силой, значит, у нее была какая-то веская
причина уехать. – Он покрутил рукой с зажатой в пальцах сигаретой. – Ну, я не
знаю! Романтическое свидание, понимаешь? Она же не так чтобы принцесса датская,
то и дело посещающая пятизвездочные отели! Вот ты бы отсюда по своей воле
выехала до срока? Если у тебя здесь все оплачено?
– Пожалуй, нет, – сказала Лёка задумчиво. – Пожалуй, ты
прав.
– И поэтому она на маникюр здесь не согласилась. У нее было
назначено свидание, и она не могла опоздать. Маникюр, как я понимаю, мог ее
задержать. Очевидно, она ждала какого-то звонка, дождалась и уехала. Уж куда
уехала, на маникюр, или, может, в загс, или еще куда, это установить сложно.
– Но можно?
– Лёка, ты серьезно?
– Я совершенно серьезно, Платон!
– И поэтому этот начальник службы безопасности с тобой
прилетел? Чтобы провести частное расследование?
И Лёка опять соврала.
То есть не то чтобы соврала, но и всю правду не сказала.
Но если бы этот вопрос Платон Легран задал ей вчера, она
совершенно иначе ответила бы.
Она сказала бы все наоборот.
Но он задал ей этот вопрос сегодня, как раз когда
танцовщица, кружившаяся в центре зеркального озера на фоне голубого картонного
замка, вдруг поняла, что кружиться больше не в состоянии. Что от кружения у нее
болит голова, ноги ужасно устали и в глазах рябит.
Даже запах дорогого одеколона не проясняет сознание, а
поцелуй в неопределенное место между щекой и губами, в точку «икс», кажется
оскорбительным глумлением над ее женской сущностью и всеми ожиданиями.
А может, сущность ее за последние триста лет стала
соответствующей – картонной. А может, целовавший оказался тем, кем оказался, –
оловянным болваном. Хотя, может, и не болваном, но оловянным.
– Эта пропавшая, – твердо сказала Лёка, думая о болване, –
его бывшая жена. Он о ней очень беспокоится. Сейчас он ее ищет.
– А как он ее ищет? Бегает по городу?
Лёка улыбнулась:
– Почти. Ты почти угадал. Он поехал к партнерам, которым она
везла документы. Хочет что-то там выяснить, я не знаю!.. Она там не была. Они
сами ее ищут, у нее же документы!..
Принесли яичницу, и Лёка стала быстро есть.
Поев немного, она вдруг вспомнила правила хорошего тона и
спросила:
– Хочешь яичницу?
– Да я уж ел.
Тем не менее он взял вилку, залез к ней в тарелку и подцепил
кусок. Он всегда был ужасающе бесцеремонным.
Пока он жевал, сосредоточенно скосив глаза к носу, Лёка его
рассматривала.
Н-да.
– Что ты смотришь? – спросил он и подцепил еще кусок.
– Заказать тебе, что ли?
– Да нет, это я так, от жадности. Может, лучше тебе еще одну
заказать, а эту я доем?
Фу-ты, ну-ты!..
– А кофе?
– И кофе.
Он быстро перетаскал из ее тарелки яичницу и сказал:
– Знаешь, я ем только потому, что твоя!.. Вот так просто ни
за что бы не стал!
После чего он закурил, вытащил газету и углубился в чтение.
Ужасный человек.
– Простите, пожалуйста, – прошелестела рядом официантка, – у
нас нельзя курить.
– Как?! – поразился Платон Легран. – Совсем?!
– Да, к сожалению, у нас запретили, после того как в
Евросоюзе ужесточили правила борьбы с курильщиками. Извините, пожалуйста, но...
– Даже одну маленькую сигаретку? Одну-единственную? И
нельзя?
Девушка улыбалась. Он говорил как-то так, что нельзя было не
улыбаться.
– И потом я вам хочу сказать, как физик физику, – тут он
выпрямился и зашептал официантке прямо в ухо, – дым отсюда точно не дотянет до
Евросоюза!
Девушка прыснула.
– Ну, и бог тогда с ним, а?
– Я сейчас пепельницу подам, – сказала официантка весело.
– Вот спасибо вам большое!
– Ты ставишь ее в дурацкое положение, – заявила Лёка
недовольно. Ее всегда злила его клоунада. – Ей теперь от начальства влетит.
– Не влетит.
– Почем ты знаешь?
– Я занимаю номер люкс на шестом этаже. Кажется, это самый
дорогой номер в отеле. Я могу курить даже лежа голым на конторке портье! – Лёка
вдруг громко захохотала. – Вряд ли его удастся сдать еще кому-то в ближайшие
лет шесть. А может, восемь. Потом кризис минует, и в него вселится король
Бахрейна, да и то, если нефть подорожает, а так нет!..
– Как ты попал в номер люкс?!
– Сам не знаю. – Тут он пожал плечами и опять углубился в
свою газету.
Сигарета все дымилась.
Н-да.
– Платон?
– М-м-м?
– А у тебя здесь... дела?
– У меня здесь были дела, – ответил он не глядя и стряхнул
пепел в подставленную пепельницу. – Я на здешнем физтехе докладывал.
– Доложил?
– М-м-м?
– Я спрашиваю, когда ты уезжаешь?
– Завтра вечером, а что?
– А сегодня у тебя какие дела?
– Разные, – ответил Платон Легран и перегнул газету на
другую сторону. – Ты скажи словами, что ты хочешь!
«Скажи словами»! Ах, как она узнает его в этой фразе!..
Я прошу тебя, скажи мне словами! Не надо намеков, я ничего
не понимаю в намеках, я все равно не догадаюсь, что ты имеешь в виду.
И еще так: если хочешь что-то мне сказать, скажи сейчас!
Не надо ждать до завтра, до понедельника, до вечера, до
Нового года! Время уйдет, драгоценное стремительное невозвратное время.
Однажды он попросил ее – скажи сейчас, – и она сказала, что
уходит от него.
Был апрель, лучшее время года. Лучшее время в жизни. Начало
всего.
– Платон, я хочу найти эту женщину. Помоги мне. Ты же хорошо
соображаешь!..
– Ну, во всяком случае лучше тебя. – Тут он подумал и
добавил справедливости ради: – По крайней мере, в вопросах физики.
Ни тактом, ни деликатностью, ни скромностью он никогда не
страдал.
– Мне не нужна твоя физика!
