– То есть вы… – голос у нее внезапно изменился, и Владику
даже показалось, что она сейчас опять начнет рыдать, – то есть вы решили уйти с
работы?!
– Да это никакая не работа, Елена Николавна! Это цирк с
клоуном. Только хуже. Я больше не хочу. Хотя чего теперь об этом говорить,
когда вы тоже безработная!..
…Когда Владик вбежал в спальню, Никас визжал так, что, казалось,
вибрируют оконные стекла. Хелен пятилась от этого визга, пока наконец спиной не
налетела на Владика. Налетела, покачнулась, Владик ее поддержал.
Никас визжал, брызгал слюной, мотал головой и кидался
подушками. Слова, которые он не выкрикивал, а вывизгивал, были на редкость
оскорбительны, и Владик подумал даже, что оскорблять так жутко, болезненно,
страшно умеют, пожалуй, только женщины и вот еще певец Никас. Хелен просила
прощения, порывалась стать на колени, потом зарыдала, и Владик выволок ее в коридор.
– Не смей показываться мне на глаза! – неслось им вслед из
номера люкс под названием «Рахманинов». – Дура, сволочь! Ты мне всю жизнь
испортила! У меня концерт, мне нужно отдохнуть, а ты меня чуть в гроб не
уложила, сука проклятая! Пошла вон отсюда! Чтобы я тебя больше никогда не
видел, коровища тупорылая! И никто тебя на работу не возьмет, уж я об этом
позабочусь! На фабрику пойдешь, калоши клеить, с-скотина!.. Презервативы
штопать, поняла?! Про шоу-бизнес и порядочных людей ты даже думать забудь, под
забором сдохнешь, милостыню будешь просить, в ларьке помидорами гнилыми
торговать!.. Проваливай отсюда и козла этого вонючего забирай! Будешь знать,
как вламываться среди ночи в чужой номер! И все, ты у меня не работаешь больше!
И вот уже – тут Владик посмотрел на часы – минут сорок они
таскаются вокруг императора, должно быть, надоели ему ужасно, и Хелен все это
время рыдала, потом похрюкивала, потом тихонько скулила.
Владик все никак не мог понять, из-за чего столько эмоций?!
На нем, на истерике этом, свет клином, что ли, сошелся?!
– Вам хорошо, – сказала Хелен и высморкалась в платок,
который все время держала в кулаке, – вы небось работу себе уже нашли!
– Ничего я не нашел.
– Но вы же все равно не пропадете! Вы же… как это
называется…
– Из органов, – подсказал Владик любезно. – А вы что? Не
найдете работу, что ли?
– Да кому я нужна! Я же ничего не умею! Машину водить не
умею, стрелять тоже не умею! Я только и могу, что организовывать… чужую жизнь.
А кому я нужна такая?! У меня мама, сын, и денег на квартиру я только половину
накопила!
– Да все будет хорошо, Елена Николавна!
– Ничего не будет хорошо.
– Мы зашли в тупик, – объявил Владик Щербатов и решительной
рукой взял Хелен под локоток. – Раз уж больше ничего и никогда не будет хорошо,
пойдемте обратно в гостиницу, что ли!.. Или вы хотите простудиться и умереть?
Хелен опять посмотрела на него снизу вверх. Владик тоже
взглянул на нее и быстро отвел глаза. Кого-то она ему все время напоминала,
особенно когда смотрела вот так, снизу вверх, и он никак не мог припомнить
кого.
…Главное, и воспоминание-то было какое-то муторное,
неприятное, колыхалось где-то в глубине сознания, будто утопленник в пруду, и
все никак не всплывало на поверхность!..
– Но ведь его там не было, Владик! – Хелен дернула его за
рукав куртки, вполне фамильярно дернула. – Я точно знаю!
– Ну, может, и не было, Елена Николавна! Сначала не было. А
потом он появился. Пришел с прогулки, лег, а тут – на тебе! Мы с вами
приперлись и давай его искать! Вот он и того… разбушевался!
Говоря все это, Владик аккуратненько подцепил Хелен под руку
и повел ее в сторону темнеющей на фоне неба громадины Исаакиевского собора. За
деревьями, за косо летящим снегом тела собора не было видно, и высоко-высоко
плыл только подсвеченный купол.
– Он не мог прийти с прогулки! Я зашла в номер, его не было.
Я же вам говорила! У меня всегда, всегда есть второй ключ, в любой гостинице
мира! Он не может оставаться один, ему все время нужна…
– …прислуга, – подсказал беспощадный Владик.
– Ну да, – согласилась Хелен, не обратив внимания на
«прислугу». – Ему тоже нелегко, я же понимаю! Это что такое за жизнь, когда все
время на людях, как в стеклянном ларце! И на сцене, и в гостинице, и на
улице!.. Кто автограф попросит, кто сфотографироваться!.. Он иногда и скандалит
просто так, чтоб от нас отвязаться и остаться в одиночестве. Я же не дура, все
понимаю. Вот он затеется скандалить, а я уже знаю – значит, завтра у меня
выходной. Он будет один сидеть, даже телефон выключит! И костюмеров можно
отпускать, и водителя! – Тут она неловко улыбнулась Владику. – Вас то есть.
– Ну да, – согласился тот, – меня то есть.
– Ну вот. Я вышла из номера и спустилась вниз, в холл. Там
такой диванчик стоит круглый, посередине, помните?
– Помню.
– Ну вот, мимо этого диванчика никак нельзя пройти
незаметно, ни в лифт, ни на лестницу. Да он по лестнице и не пошел бы, шестой
этаж!.. Я сидела на диванчике весь вечер. И он не приходил.
– Неправда ваша, Елена Николавна! Вы же отходили к стойке
портье, чтоб сказать им, чтобы я вам позвонил или зашел в ваш номер!
– Да не отходила я, – сердито сказала Хелен. – Я подозвала
портье, и она подошла ко мне. Сама. И я все ей передала.
– А… зачем вы меня искали?
На этот вопрос Хелен ответила моментально, и ответ странным
образом разочаровал Владика Щербатова:
– Я же знаю, на кого вы работаете, Владислав. Я хотела,
чтобы вы ему позвонили.
– Кому?
– Вадиму Григорьевичу.
– Ого, – сказал Владик.
…А ему-то хотелось, чтоб она искала его… просто так! Ну,
чтобы он одним махом решил ее проблемы, как давеча он решил проблему с врачом!
Все-таки мужики – непроходимые тупицы. Может, конечно, не
все, но некоторые, вот, к примеру, он, Владик Щербатов, – точно тупица. Все ему
хочется героические подвиги совершать, на коне скакать, шашкой махать, и чтобы
в это время на него обязательно смотрела «прекрасная дама».
Подвиги не имеют смысла, если поблизости нет дамы. Тонуть,
спасая ребенка, или старушку, или зайчика на бревнышке, бессмысленно, если
никто не стоит на берегу и не смотрит с замиранием сердца, как оно, это
спасение, происходит. И, по большому счету, неважно, насколько прекрасна эта
самая «прекрасная дама», насколько опасно положение и насколько необходим сам
подвиг! Самое главное – сказать «я делаю это ради тебя», и только тогда все
получится, и только тогда потянет на подвиги, а просто так… неинтересно.
И несмотря на то, что Хелен никак не годилась на роль
«прекрасной дамы», если только на роль «противной», Владику очень хотелось ее
приручить. Она его раздражала, беспокоила, дергала, как зубная боль, но в ее
присутствии он чувствовал себя живым, состоящим из плоти, крови и нервов, а не
просто «куском говядины», как выражался когда-то его тренер по самбо.
