Кофейня на Разъезжей, где подавали отборный кофе, была не
слишком дешевой, и Генка прикинул, хватит ли у него денег. Вроде хватает, если
особенно не шиковать. Машину заправить тоже надо бы. Впрочем, на заправку он
возьмет у Катьки в сумке – телефон возьмет и денежек прихватит немножко.
В конце концов, что тут плохого? И зачем ей деньги?! Ее все
равно скоро посадят!
– Тогда приезжай к «Владимирской», – так называлась станция
метро. – Я буду тебя ждать у выхода, который слева, знаешь? Я там буду минут
через двадцать. Успеешь?
– Конечно, успею! – обрадованно закричал Генка.
Конечно, успеет! Разве может он не успеть к своей
единственной, ниспосланной ему в утешение, к своему пугливому олененку, к своей
красавице с неизъяснимыми глазами? Он еще успеет цветочков прихватить, осенних,
милых, у каких-нибудь уличных пристанционных бабусь, притащивших свои
хризантемы с дачных участков в Павловске!
«Дело», на которое он был послан, перестало его волновать
совершенно, все мысли переключились на Асю и предстоящую прелесть свидания с
ней, и он на самом деле позабыл телефон в машине, когда они выходили возле
кофейни!
Ася немного подмерзла, ожидая его, – когда он подъехал,
выскочил из машины и выхватил милые осенние цветы, она уже стояла возле выхода
из метро, улыбалась замерзшей улыбкой, и равнодушная толпа обтекала ее со всех
сторон. В этой толпе смеялись, толкались, громко говорили, как будто она вовсе
и не стояла тут же, у дверей, не жалась зябко и трогательно!.. А может, она и
не замерзла, просто Генке хотелось так думать, чтобы греть ее ладошки своими
большими горячими руками – ох, черт, кажется, это тоже из какой-то книжки, а
может, из кино, как и «грязная работа»! – оберегать ее и вести в тепло и
вкусный кофейный запах.
Он знал, что у него очень мало времени – Ася никогда не
оставалась надолго, – и он постарался использовать это время как следует:
выбрал самый укромный уголок и сел так, чтобы ногами, руками, боком касаться
своей красавицы. Она улыбалась таинственной улыбкой и чуть отодвигалась от
него, когда он становился слишком настойчив.
Она отодвигалась, а он придвигался, и в конце концов она
засмеялась – словно серебряные колокольчики зазвенели. От ее губ пахло кофе и
вишневым пирожным, и он все целовал и целовал их, а когда она положила узкую
ладошку ему на губы, он стал целовать ладошку и никак не мог оторваться.
Кажется, за окнами начался дождь, а потом прошел, потому что
вдруг как-то очень по-осеннему посветлело, внезапно и коротко, а потом опять
надвинулась темнота, и оказалось, что уже вечер.
Они просидели в кофейне до вечера, а Генка так и не вспомнил
о том, что у него «задание», и о том, что «жизнь на волоске»!
Поминутно целуясь, они вышли из кофейни в сырой и мрачный
питерский вечер, слегка подсвеченный размытыми желтыми огнями. И огни, и вечер
казались Генке необыкновенными.
Огни словно плыли в мелкой водяной пыли, оседавшей на
куртках и волосах, и их неяркий свет был как из андерсеновской сказки, и все
казалось, что из-за ближайшего угла сейчас выйдут Кай и Герда, держась за руки
и постукивая по мостовой своими деревянными башмаками!
– А розы? – с нежной насмешкой спросила Ася, когда Генка
рассказал ей про Кая и Герду. – У них должны быть не только башмаки, но и розы!
Ну, хорошо, тогда, значит, из-за ближайшего угла сейчас
выйдут Кай и Герда, постукивая по мостовой своими деревянными башмаками, а в
руках у них будет глиняный горшок с кустом пышных красных роз!
– Вот так правильно, – похвалила Ася.
Генка посадил ее в машину и первым делом выключил свой
мобильный телефон. Чтобы не расстраиваться, он даже не стал смотреть, сколько
там непринятых вызовов, сразу нажал красную кнопку, и дело с концом, но глаз
все-таки отметил какую-то жуткую, двузначную, хвостатую, как ему показалось,
цифру.
Провались все к чертовой матери! Имеет он право на личную
жизнь или нет?!
Они ехали очень долго – вечер, пробки. И Генка старался
никуда не спешить, подольше растягивая счастье побыть со своим «олененком».
Раньше они никогда не были вместе так долго, и счастье от того, что она ему
доверяет, что ей с ним интересно, что он нужен, распирало его.
Они ехали и играли в игру. Им было очень весело.
Игру придумала Ася. Он запускал руку в ее сумочку –
сокровищницу женских тайн и носительницу особого эротического заряда – и должен
был на ощупь определить предмет, который Ася держала в сумке своей рукой..
А потом Ася вытаскивала это самое из сумочки, и они очень
смеялись, потому что ему ни разу не удалось определить правильно!
– Это замшевый несессер! – говорил Генка, и она вытаскивала
записную книжку.
– Флакон французских духов! – и она вынимала крохотную
бутылочку минеральной воды.
Каждый предмет он определял каким-нибудь дополнительным
словом, очень романтическим – «несессер» в его фантазиях был непременно
замшевый, духи французскими, а помада алой!.. Генке очень нравилась эта игра.
С одним из предметов он совершенно не мог разобраться – на
ощупь это было что-то холодное и увесистое, прямоугольной вытянутой формы, – но
Ася не давала ему щупать слишком долго. Она говорила, что так будет неинтересно
и он сразу догадается.
Он так и не догадался, и тогда она, смущаясь и отводя глаза,
вытащила из сумочки плоскую коробочку мятных леденцов, которые Генка очень
любил. То есть не то чтобы любил, но всегда таскал с собой – а вдруг придется с
кем-нибудь целоваться?! Целоваться со жвачкой во рту как-то неудобно, а леденец
закинул за щеку, и все в порядке – свежее дыхание, мятный вкус губ, глубокий
запоминающийся экстаз.
Все, все твои беды от баб, некстати вспомнилось ему, и он
мысленно отмахнулся от навязчивого воспоминания.
Сколько можно меня доставать?! И потом, Ася – это совсем не
то! Ася – это настоящее, правильное, единственное! Куда до нее всем остальным…
бабам?!
Эта коробочка с леденцами как будто еще сблизила их,
особенно когда Ася тихонько положила ее ему в карман.
Он довез Асю до знакомого поворота, высадил – как обычно,
она не разрешила себя проводить – и долго смотрел ей вслед. Он смутно видел ее
в размытом водяной моросью мраке, а потом она и вовсе пропала.
Генка тяжело, почти со всхлипом, вздохнул. Пора было возвращаться
в реальность, а ему не хотелось, ох как не хотелось!..
Выключенный телефон лежал в бардачке, как необезвреженная
мина времен Второй мировой войны. Он знал – стоит только до него дотронуться, и
весь его романтический мир, в котором были мятный вкус поцелуев, горячий кофе и
славная девушка, похожая на олененка Бемби, взорвется и разлетится на тысячу
осколков.
