Владик Щербатов молчал. В первый раз за все время, что он
работал на этом поганом месте, он не знал хорошенько, можно задать вопрос или
нельзя.
Хелен посидела так некоторое время, потом выпрямилась и
снова схватилась за телефон.
– Эльзочка, – начала она сладким и пышным, как сахарная
вата, голосом, – как твои дела, девочка моя? Все хорошо? Нет, я уже прилетела,
еду. Встретили, все нормально. А у вас? Так. Так, отлично! Ну, конечно, ты
большая молодец. Да не обращай внимания, ты же знаешь, что ты у нас самая
лучшая, на тебе все держится!..
Владик перестроился в правый ряд, где, переваливаясь с боку
на бок, телепалась груженая фура, и пристроился за ней. Такие концертные
номера, что откалывала Хелен, слушать нужно внимательно, навострив уши, чтобы не
пропустить ни одного слова!.. В конце концов, именно в этом – слушать,
запоминать, делать выводы, – а вовсе не в вождении автомобиля и состояла работа
Владика Щербатова.
Только знать об этом никому не полагалось.
А Хелен все продолжала взбивать облака сахарной ваты, и они
получались все пышнее и пышнее. Владик никогда не замечал за ней склонности
разговаривать с людьми не то что ласково, а просто нормальными человеческими
словами, а тут на тебе!..
– Эльзочка, девочка, скажи мне, у тебя нет на примете хорошего
врача? Ну, просто врача! Ну, чтобы за деньги мог приехать и посмотреть, у моей
подруги проблемы, и она, бедняжка, совсем растерялась!..
Тут уж совсем растерялся бедняжка Владик Щербатов.
У какой такой подруги?! Только что звонила, если не ошибаюсь,
мамаша, выходит, у ее мамаши проблемы-то?! Или крокодилица в полном
соответствии с зоологическими законами скрывает, что у нее есть мать, чтобы все
думали, будто она когда-то вылупилась из яйца?!
Глупости какие-то.
А Хелен все продолжала петь про подругу, называла костюмершу
«Эльзочкой» и «девочкой», клялась «отблагодарить» – и ничего не добилась.
Видно, «Эльзочке, девочке» было не до директрисиных подруг, потому что она
обещала подумать и позвонить, «если что-нибудь надумает». По крайней мере, так
Владик понял из того, что говорилось с этой стороны трубки.
– Только обязательно позвони, Эльзочка, – убитым голосом
попросила директриса. – Обязательно!
В следующие десять минут она позвонила пресс-секретарю
Никаса, субтильному существу неопределенного пола по имени Бося, затем еще
какому-то Николаю, потом кому-то из свиты певца по кличке Вафельти, потом
«начинающей» звезде по имени Семен, хотя «начинающая» была девочкой, а не
мальчиком. «Молодая исполнительница Семен» – так ее объявляли в концертах.
Облака сахарной ваты заполонили весь салон лимузина и по
пышности и кучерявости уже во много раз превосходили облака отработанной
солярки, испускаемые фурой, за которой тащился Владик.
Хелен умоляла, подлизывалась, говорила комплименты,
рассыпалась в похвалах, неизменно заканчивая свои речи просьбой
«посодействовать насчет врача».
И, видно, без толку.
Владик плелся уже где-то в районе Триумфальной арки, когда
Хелен, извергнув последние клочки сахарной ваты, в изнеможении закрыла глаза и
взялась руками за щеки.
Это ее движение – когда она взялась за щеки – Владик увидел
в зеркале. Какое-то смутное воспоминание, связанное именно с этим движением,
вдруг всплыло у него в сознании, как нечто темное всплывает со дна илистого
водоема, поболталось у поверхности и погрузилось обратно. Владик не успел ни
перехватить, ни рассмотреть его.
Если бы она не взялась руками за щеки, он ни за что не
спросил бы. Еще не хватало ее жалеть!.. Но она взялась за щеки – как самая
обыкновенная расстроенная женщина.
– У вас что-то случилось?
От расстройства Хелен и заговорила как самая обыкновенная
женщина:
– Срочно нужен врач. Прямо сейчас. В Москве. А я здесь, и
ничего, ничего не могу сделать!.. – Она потерла щеки и посмотрела на свои
ладони, будто впервые их увидела.
Владик, пошарив рукой, вытащил из ниши под приемником свой
мобильный телефон.
– А какой именно врач нужен, Елена Николавна?
– Детский, – выпалила Хелен, и Владик Щербатов от
неожиданности чуть было не въехал в задний бампер фуры, решившей притормозить
на светофоре. – Мама говорит, ему совсем плохо, а врач со «Скорой» заявляет –
это у него аппендицит, или, может, отравился, или зубы! Какие там зубы?!
Давайте, говорит, его в больницу положим, а чего там с ним будут делать, в
нашей больнице?! Аппендицит вырезать или зубы лечить?! Вот она и растерялась,
мама-то!.. А у него уже сорок и восемь! Или даже девять!.. Нужен детский врач,
понимаете?! Господи, что мне делать?! Может, в Москву улететь? Они же часто
летают, эти самолеты, вы не знаете?
– Да кто ж вас в Москву отпустит, Елена Николавна?! Концерт
завтра, куда вы полетите?!
Трубка гудела ему в ухо, но никто не отвечал. Владик скосил
глаза на часы. Скорее всего и не ответит. Утро, самое рабочее время!..
– Нет, мне все равно нужно в Москву. Вы можете здесь
развернуться?
– Да, – сказал в трубке нетерпеливый низкий голос. – Да, я
слушаю.
Заслышав этот голос, Владик Щербатов широко улыбнулся, сам
не зная чему, и сказал быстро:
– Дмитрий Евгеньевич, это Щербатов Владислав. Вы меня
оперировали, помните? После… событий на Покровке?
Несколько лет назад на Покровке террористы захватили
редакцию еженедельника «Старая площадь», здание штурмовали, и раненый Владик
Щербатов попал на операционный стол к доктору Долгову, который тогда еще не был
профессором, а был просто подающим надежды хирургом.
Подающий надежды хирург Владика достал непосредственно с
того света – так думал сам Владик. Хирург же считал, что операция у него
получилась «красивой» и пациент молодец – от потери крови не помер, от болевого
шока очухался и поправлялся быстро!..
Они даже немного сдружились – спецназовец, избежавший
смерти, и врач, гордившийся своей работой, – и по вечерам, если у Долгова
случалось дежурство в больнице, курили на лестнице, что было строжайше
запрещено, и понемножку рассказывали друг другу про своих тогдашних жен, друзей
и работу. Они были из совершенно разных миров и именно этим оказались интересны
друг другу.
– Добрый день, Владислав, – весело сказал в трубке Долгов. –
Вы опять собираетесь кого-нибудь штурмовать и хотите заранее со мной
договориться?..
– Да я уж сто лет никого не штурмую, Дмитрий Евгеньевич!
Даже девушек, которые без боя не сдаются, и тех боюсь!
– Это вы напрасно. – И совершенно другим, деловым тоном: –
Что случилось? Зачем я вам понадобился?
