– Если мы с тобой… ну… просто попробуем… Может, у нас
получится? Нет, я не говорю – сразу, но, может, постепенно… Если надо, я за
тобой буду ухаживать… вот, в кино сходим… Хотя, конечно, я понимаю, это вряд
ли…
Ниночка не стала делать вид, что ничего не поняла из его
сбивчивой речи.
– Димка, – сказала она и вытащила у него свою руку, – ты
понимаешь, что второго раза я просто не переживу? Ну, если все опять
повторится? Я тогда пойду на Неву и утоплюсь. И тебе будет стыдно за то, что ты
меня окончательно погубил.
Он вздохнул так, что куртка на груди поднялась горой. Вообще
куртка на нем странно топорщилась, как будто под мышкой у него был автомат.
– Я не хочу тебя губить, – сказал бывший муж. – Я хочу
попробовать все наладить. Раз и навсегда. И только с тобой.
– Только со мной, – повторила Ниночка. – А ту… другую… куда
мы денем?
– Нина! – почему-то очень громко закричал Димка. – Ну какая
тебе разница, куда мы денем другую?!
– Я просто не могу быть… в списке, – сказала Ниночка с
необыкновенной серьезностью и посмотрела ему в глаза. – Ни первым номером, ни
последним. Может, кто-то и может так жить, но точно не я. Ты это понимаешь?..
– Нина! – опять взревел бывший муж.
– А если понимаешь, – так же серьезно продолжала Ниночка, –
то можно попробовать, Дима. Ну, в смысле наладить. Ну, то есть я не возражаю.
…В Екатерининском парке, до которого они все-таки доехали,
было просторно и холодно. Экскурсии уже не водили, и только одинокие
царскосельские старушки в старомодных шляпках и вытертых пальтишках «совершали
моцион» под сенью столетних лип да молодые мамочки выгуливали младенцев в ярких
колясках, и по-осеннему притихший парк отдыхал от летнего разухабистого
безумства и улыбался Ниночке как старой знакомой.
Пластмассовые столы и стулья летнего кафе были грудой
навалены на том берегу озера, и хмурые грузчики таскали их под навес, сильно
гремели, и Нина с Димой туда не пошли. Чесменская колонна, возвышавшаяся на
островке посреди озера, странным образом оказывалась то справа, то слева от
них, а они все говорили и говорили друг с другом о том, что казалось им страшно
важным.
Ну вот, например, нынче в парке стало очень много детей в
колясках, раньше было значительно меньше. Или еще – где зимуют лебеди? Может,
на острове, прямо под колонной, у них есть маленький домик, очень уютный? А в
будке при входе раньше жила кудлатая вертлявая собака, и сейчас живет точно
такая же – это та самая или ее дочь?..
И в кафе на Куйбышева они заехали – там было шумно, полно
народу и пахло какой-то вкусной едой. Сто лет они не были в этом кафе и, должно
быть, выглядели неуместно – Ниночка в итальянской дубленке и Дима в дорогущей
безвкусной куртке, которая топорщилась на груди, как будто под мышкой был
припрятан автомат!..
Ниночка ела курицу руками, облизывала пальцы, и щеки у нее
горели, и глаза блестели, и Димка не отводил от нее взгляда, и все было так
хорошо, что невозможно было поверить в то, что они остались теми же, кем были и
вчера, и неделю, и полгода назад – бывшим мужем и бывшей женой, которых
неизвестно почему вдруг потянуло вспоминать старое!..
А потом он привез ее на Фонтанку, и тут оказалось, что
ничего не кончилось!..
Это удивительно, в это почти невозможно поверить, но – нет,
не кончилось. Они поцеловались, на сей раз очень быстро, чтобы никто не
заметил, и, должно быть, из-за спешки и конспирации поцелуй получился
обжигающим, требующим продолжения сейчас же, сию же минуту!..
– Может, я заеду… потом? – выпалил бывший муж, рассматривая
ее губы. – А, Нин? Ты же будешь дома? Или… не будешь?
– А?
– Ты вечером будешь дома? Можно мне… приехать?
Ниночка знала, что по всем правилам женской науки ни на что
соглашаться нельзя. Что нужно его мучить. Что нужно довести до точки кипения –
как будто он чайник! Нужно расставить искусные ловушки и терпеливо ждать, когда
он угодит в них – желательно по очереди в каждую, чтобы продлить его мучения.
Нужно заставить его страдать так, как страдала она. Нужно дать ему понять, что
она – несмотря на поцелуи, Екатерининский парк и кудлатую собаку, которую он
гладил рукой в перчатке, – так же недоступна для него, как Пэрис Хилтон для
каирского таксиста.
Все это Ниночка отлично знала и поэтому сказала – в полном
соответствии со своими знаниями:
– Я буду тебя ждать. Ты приезжай, пожалуйста, Дима.
Он все смотрел на нее, никак не мог оторваться.
– У тебя же есть ключи?
– Что?
– Ключи от квартиры у тебя есть?
– А? Да, конечно.
– Ну вот. Ты можешь приехать, когда тебе захочется. Только
не слишком рано! Я все-таки обещала Катьке сходить на эту чертову вечеринку, но
я постараюсь оттуда убежать. Я ее там оставлю и часов в десять приеду. Хотя ты
можешь раньше приехать и просто меня подождать. У тебя же есть ключи?
– Да. У меня есть ключи.
…Ночью в милицию позвонили Ниночкины соседи. Какая-то
обезумевшая женщина кричала в парадной, и они вышли посмотреть. Женщина
кричала, стоя у дверей Ниночкиной квартиры. Сама Ниночка лежала почти у порога,
в луже черной и страшной крови – у нее было детское недоумевающее лицо и
розовые щеки, как будто она и не думала умирать!..
Глеб нисколько не удивился, когда таможенный начальник Вадим
Григорьевич позвонил и пригласил его поужинать.
Видно, проконсультировался у кого следует, указания получил
и теперь жаждет их выполнить. Причем немедленно. На встречу Глеб согласился,
хотя ему не слишком хотелось в ресторан. Он предпочел бы «ответный визит» – по
правилам игры было бы отлично, если бы начальник прибыл к нему в «Англию».
Впрочем, настаивать Глеб Петрович не стал. Ресторан так ресторан, он и в
ресторане дожмет брыкающегося Вадима Григорьевича в одну минуту!.. Да и те, у
кого Вадим Григорьевич консультировался, видимо, поняли все правильно, раз отреагировали
так быстро, и Августа Романовича, не к ночи будь он помянут, не пришлось
беспокоить понапрасну.
Глеб размышлял таким образом, стоя в своем номере, выходящем
окнами на Исаакиевский собор, и ему казалось, что Исаакий каким-то образом
принимает участие в его мыслях, пожалуй, даже помогает ему размышлять, и в этот
момент позвонил Ястребов.
Такие звонки случались нечасто, а когда Глеб бывал «на
задании», почти никогда. По старой фээсбэшной привычке он все свои командировки
называл «заданиями».
– Да, Александр Петрович.
– Да, Глеб Петрович.
– Здравствуйте.
– Привет. – На заднем плане за низким ястребовским голосом
явственно слышались какие-то голоса, смех и отдаленный писк. Начальник явно был
не один и не в кабинете.
