На работе Глеб вкалывал, и там было много интересных и
важных дел, событий, встреч. Губернатор часто летал в командировки, и охрана с
ним, – в самые отдаленные шахтерские поселки Белоярского края, и на Кольскую
губу, и в Москву, и в Питер, и даже на Чукотку однажды слетали!.. Анатолий
Васильевич к своей охране относился с симпатией и даже уважением, и семья
губернаторская за лакеев и дворников их никогда не держала. Мужики платили тем
же – на Восьмое марта сначала Любови Ивановне и Катюшке цветы привозили, а
потом уж собственным супругам! Катю Глеб учил стрелять из пистолета, Митьку, ее
брата, выручал из всяческих глупых мальчишеских передряг, с Любовью Ивановной
состоял в заговоре, когда она просила: «Вы уж отцу-то не рассказывайте, что
Митька опять напился! Это у него пройдет! А, Глебушка?!» Он ездил с детьми «в
ночное», когда им удавалось уговорить Любовь Ивановну, и она отпускала их
только с тем условием, чтоб и Глеб тоже поехал, и в «случае чего» был рядом.
Однажды какому-то Катиному поклоннику он уши надрал за то, что тот утащил ее в
куст сирени за школой и там лапал. Глеб всегда забирал Катю из школы и подъехал
к школьным воротам в самый патетический момент. Он выскочил из губернаторской
«Волги», за шиворот выволок из сирени Ромео и как следует оттаскал за уши.
Ромео вопил и вырывался, но Глеб его не отпускал, а потом еще извиняться
заставил, и тот извинялся, отводя глаза и то и дело трогая руками распухшие
красные лопухи. Потом Глеб затолкал в машину соблазнительницу – губернаторскую
дочь, – но домой не повез, а повез «на курган», так называлась горушка на
высоком берегу Енисея, место семейных воскресных пикников, а также встреч
бывших одноклассников и однокурсников всех мастей. «На кургане» было пусто –
будний день, никаких семей и однокашников. Глеб нашел место почище, усадил Катю
на траву и грозным голосом прочел лекцию о женской ответственности, о
собственном достоинстве, об умении различать истинные чувства, держать себя в руках
и не бросаться на шею всяким идиотам и уж тем более не лазить с ними в
сирень!.. Катя слушала поначалу с независимым и гордым видом и даже строптиво
фыркала, а потом устыдилась, зашмыгала носом, и глаза у нее налились слезами.
Глеб бушевал довольно долго, все не замечал, что она давно раскаялась и плачет,
и когда наконец заметил, перепугался, что переборщил.
Потом они помирились – она обещала ему быть разборчивой, а
он обещал, что не станет на нее нападать, не разобравшись. Катя считала, что он
«не разобрался», и Глеб согласился, когда она объяснила ему почему.
Чтобы закрепить примирение, в ларьке на углу улиц Ленина и
Жданова они купили по пирогу и съели их в скверике на скамейке. Там были
вкусные пироги, все охранники об этом знали и, когда не было времени поесть как
следует, ездили в этот ларек. Глеб любил пироги с яблоками и повидлом, а Катя с
мясом.
На работе Глеб отвлекался, и со временем так получилось, что
только там ему было хорошо, и семья, интересами которой он живет, – отнюдь не
его собственная, а как раз губернаторская!.. Эта самая губернаторская семья
была вовсе не «правильной», не «показательной», не слишком счастливой, в общем,
самой обыкновенной! Там врали, скандалили, не понимали друг друга, обижались по
пустякам, бурно ругались, потом так же бурно мирились, и все это было очень
далеко от идеала, который когда-то Глеб придумал.
Придумал не для губернаторской семьи, конечно. Для своей.
Самое интересное, что в его собственной семье как раз и было
вожделенное им когда-то спокойствие – тишь, гладь да божья благодать.
Полный штиль. Надежный тыл. Крепость «Орешек».
Глеб по молодости все придумывал «развлечения» – хотя
ничего, кроме рыбалки, ухи под водочку и под долгие разговоры, да еще бани на
губернаторской заимке, так и не придумалось. Еще он придумывал «цели» – хотя
ничего, кроме новой машины и двухкомнатной квартиры с «улучшенной планировкой»
вместо однокомнатной хрущевки, тоже никак не придумывалось.
Когда квартира и машина были «достигнуты», Глеб Звоницкий
понял, что это все.
Больше ничего не будет.
На замок в Шотландии он никогда не заработает, да ему и не
особенно хотелось в замок. «Роллс-Ройс Фантом» тоже ему не светит, да и зачем
он нужен, этот самый «Фантом»?..
Значит, получается так – утром, по дороге в «настоящую
жизнь», он везет Сашку в школу, а уж из школы сына забирает бабушка. В двух
комнатах два ковра – значит, оба нужно пропылесосить. В субботу, если вдруг
оказывалась свободная суббота, с сыном в парк или на Енисей, туда, где
устраивали пикники и собирались бывшие одноклассники и однокурсники всех
мастей. Вечером, значит, ужин и телевизор. В воскресенье, если, не дай бог,
оказалось свободным еще и воскресенье, главное – дотянуть до вечера, не
напиться раньше времени, потому что вечером приезжает мама «повидаться с внучком»,
и можно начинать пить, только когда все сядут за стол, никак не раньше. Если
начать раньше, до стола можно и не дотянуть, и все обидятся – жена, теща,
мама!..
Ну а утром – господи, спасибо тебе! – нужно на работу.
Вот и все. Больше ничего не будет.
Однажды в такое вот воскресенье, когда Глеб с тоской смотрел
поочередно то в телевизор, то в окно, то на бутылку, до которой еще надо было
ждать целых полдня, ему вдруг позвонила Катя Мухина.
Кате тогда было лет двадцать, она училась в Питере и в
Белоярск приезжала только на каникулах.
– Глеб Петрович, – сказала она тихим и странным голосом. –
Вы можете сейчас приехать? Я знаю, что смена сегодня не ваша, но… я вас очень
прошу, Глеб Петрович!
Глеб сказал: о чем разговор, конечно же, через пятнадцать
минут он будет.
Все было забыто: и мама, и бутылка, и воскресенье. Он
прилетел на губернаторскую дачу не через пятнадцать, а через девять минут после
ее звонка. Они обе, Любовь Ивановна и Катя, ждали его на крыльце, притихшие и
встревоженные.
Катя, завидев его, сбежала с крыльца, и они встретились на
дорожке.
– У нас Митька пропал, – выпалила она громким шепотом и
оглянулась, как будто их могли подслушивать. – Мы папе не говорили. Папа только
вчера Митьке сказал, что так продолжаться не может и, если он не остановится,
ну, в смысле… пить не бросит, папа больше помогать ему не будет! И с утра он
пропал, Митька!.. Мы с мамой боимся, Глеб Петрович! А если об этом кто-нибудь
узнает, сразу шум поднимется, а у папы и так вчера гипертонический криз был,
«Скорая» приезжала.
Любовь Ивановна всхлипывала на крыльце.
– Помоги, Глебушка, – взмолилась она оттуда и громко
высморкалась. – Сил моих больше нет! Так страшно, так страшно… Пропадет ведь
парень совсем!..
Глеб сказал: о чем разговор, конечно же, вы только не
волнуйтесь.
Губернаторского сына он нашел только под вечер – тот мирно
спал в каком-то кабаке. Сердобольный хозяин даже накрыл его одеяльцем, а кабак
замкнул на ключ, чтобы лишние люди не пялились на Митю Мухина, спящего в банкетном
зале среди бела дня!.. Впрочем, кажется, именно этот ресторан «крышевали»
ребята из губернаторской администрации, так что, может, хозяин Митю вовсе и не
жалел, а просто его отца боялся.
