— Так вот, Говард уговорил их остаться, но тебе следует подумать о том, чтобы плотнее заняться бизнесом.
«Заткнулся бы ты! — подумал Стив Хокни, но тут же подавил раздражение.— Будь осторожен, — вновь предостерег он себя, — будь очень осторожен. Из родственников я остался у него один, но при его вздорном характере он может легко завещать все благотворительным организациям или отдать жирный кусок Говарду. На этой неделе он сердится на своего помощника, а на следующей будет рассказывать мне, что никто лучше Говарда не справляется с бизнесом и что Говард стал ему как родной сын».
Проглотив пару кусочков, Стив сказал:
— Что ж, папаша, я тоже думаю, что мне следует больше помогать тебе. Как-никак ты очень много для меня делаешь. В следующий раз, когда будешь обходить здания, я, пожалуй, пройдусь с тобой и Говардом. Я действительно этого хочу.
— Ты серьезно? — резко спросил Дерек Олсен, сверля глазами племянника. Удовлетворившись результатом, он продолжил: — Сразу видно, что да.
— Разумеется, серьезно. Иначе зачем бы я стал звать тебя папашей? Ты ведь стал для меня отцом с тех пор, как мне исполнилось два года.
— Я предупреждал твою мать, чтобы она не выходила замуж за того человека. Абсолютно никчемный тип. Бесчестный и коварный. Когда ты был подростком, я боялся, что ты пойдешь по его дорожке. Слава богу, ты выправился. Не без моей помощи, конечно.
Стив Хокни благодарно улыбнулся и, потянувшись к карману, достал маленькую коробочку. Положив на стол, передвинул ее дяде.
— С днем рождения, папуля.
Позабыв о последней горячей клецке, Олсен быстро развязал ленточку, разорвал нарядную обертку и открыл коробочку. Внутри оказалась ручка «Монблан» с выгравированными дядиными инициалами на золотом колпачке. Лицо Олсена осветилось довольной улыбкой.
— Как ты узнал, что я потерял свою хорошую ручку? — спросил он.
— Последний раз, когда мы виделись, ты расписывался какой-то дешевкой. Было нетрудно сделать вывод.
Официант принес блюдо с уткой. До конца ужина Стив Хокни тщательно направлял разговор в одно русло: вспоминал покойную мать и то, как она всегда говорила, что ее старший брат самый умный и самый милый человек из всех, кого она знала.
— Когда мама заболела, она призналась мне, что хочет одного — чтобы я брал с тебя пример.
Он был вознагражден, увидев, как на глаза дяде навернулись сентиментальные слезы.
После ужина Хокни взял такси, доставил дядюшку домой и не уходил, пока тот не вошел в квартиру.
— Запрись на два замка, — предостерег он с последним ласковым объятием.
Как только защелкали замки в подтверждение того, что Олсен последовал совету, Хокни сбежал вниз по лестнице и быстрыми шагами направился к себе, за десять кварталов.
Войдя в свою квартиру, он мигом переоделся из костюма с галстуком в джинсы и фуфайку. «Пора навестить Сохо, — сказал он себе, — Господи, я думал, что свихнусь, пока целую вечность сидел с этим стариком».
Его квартира на первом этаже была с отдельным ходом. Выйдя на улицу, он оглянулся и, как часто случалось, вспомнил о предыдущем квартиросъемщике, преподавательнице актерского мастерства, убитой на улице всего в квартале отсюда.
«Я тогда жил в подвале, — подумал он.— Но после смерти преподавательницы папаша был даже рад позволить мне пожить здесь. Я убедил его, что люди суеверны. Он согласился со мной, что лучше квартиру не сдавать, пока о смерти женщины судачат в прессе. Было это девять лет назад. А сейчас кто помнит о том убийстве?
Никогда отсюда не уеду, — поклялся он себе.— Квартира устраивает меня во всех отношениях, и здесь нет дурацких камер наблюдения, чтобы шпионить за мной».
31
Визит детектива Барротта объяснялся весомой причиной. Ему понадобилась записка от Мака, опущенная в корзинку для пожертвований. Теперь записка лежала в папке Мака в отцовском кабинете. Я пригласила Барротта подняться со мной наверх, и он проследовал за мной в квартиру.
Я намеренно поступила невежливо, оставив его ждать в прихожей, а сама направилась в кабинет. Записка по-прежнему хранилась в пластиковом мешочке для бутербродов. Я вынула ее оттуда и внимательно рассмотрела. Восемь слов большими печатными буквами. «ДЯДЯ ДЕВОН, СКАЖИ КАРОЛИН, ЧТОБЫ НЕ ИСКАЛА МЕНЯ».
Откуда мне было знать, что именно Мак написал эти слова?
Бумагу, видимо, неровно вырезали из листа побольше. Когда я принесла записку Барротту в прошлый понедельник, он не заинтересовался. Сказал, что слишком много людей держали ее в руках: по крайней мере, один церковный смотритель, мой дядя, моя мать и я сама. Не помню, говорила ли я ему, что показывала записку и Эллиотту. Так какие были шансы, что на ней остались отпечатки Мака?
Я снова засунула записку в пластик и вынесла ее Барротту. Он как раз разговаривал по своему мобильнику. Увидев, что я иду по коридору, быстро завершил разговор. Я-то надеялась, что он просто заберет записку и уйдет, но вместо этого он сказал: — Мисс Маккензи, мне нужно с вами поговорить.
Только не волноваться, твердила я себе, ведя его в гостиную. Колени внезапно стали ватными, и я опустилась в большое кресло времен королевы Анны, которое так любил отец. Я взглянула на отцовский портрет, сделанный по заказу матери. Он по-прежнему висел над каминной полкой. Кресло было развернуто к камину, и отец, бывало, шутил, что, сидя здесь, он ничего другого не делает, а только любуется самим собой. «Боже мой, Лив, ты только посмотри на этого восхитительного щеголя, — не раз повторял он, — Сколько ты переплатила художнику, чтобы он меня так приукрасил?»
Отцовское кресло каким-то образом придавало мне смелости. Детектив Барротт присел на край дивана и взглянул на меня довольно сурово.
— Мисс Маккензи, мне только что сообщили, что в наш офис позвонил Эрон Клайн из Дарьена, Коннектикут, и заявил, что девять лет назад его мать убил именно ваш брат. Он всегда подозревал, что убийце понадобилось забрать что-то из ее квартиры. И вот теперь он убедился, что этим предметом были пленки с голосом вашего брата. По его словам, вы собирались привезти ему запись и дать послушать. Она все еще при вас?
Мне словно плеснули в лицо ледяной водой. Я прекрасно представляла, какое впечатление произведет на него запись. Он и все прочие работники в офисе окружного прокурора решат, что Мак попал в серьезную переделку, о которой поведал преподавателю Эстер Клайн. Я вцепилась в подлокотники кресла.
— Мой отец был юристом, я тоже юрист, — сказала я Барротту, — и прежде чем произнести еще одно слово или отдать вам какой-либо предмет, я собираюсь проконсультироваться с адвокатом.
— Мисс Маккензи, я хочу кое-что вам разъяснить, — произнес Барротт.— В субботу утром Лизи Эндрюс была все еще жива. Для нас самое важное — найти ее, если уже не слишком поздно. Вы, должно быть, слышали в новостях, что два дня назад она позвонила отцу и пообещала позвонить снова в следующий День матери. Вы наверняка согласитесь, что речь не идет о простом совпадении. Она следует... или вынуждена следовать... примеру вашего брата.
