Я кивнул. Конечно, надо искать эту чертову сумку во что бы
то ни стало, чтобы более или менее определиться с версиями.
– Папа, а кто такой Олег Юшкевич? – спросила Лиля,
которая, воспользовавшись тем, что я увлекся беседой с Таней и оставил ее без
надзора, снова раскрыла «Вестник» и стала читать за обедом.
– Это артист, котенок. Не читай за едой, сколько раз тебе
говорил.
Она вздохнула и покорно отложила журнал. Некоторые люди
рождаются художниками, музыкантами, вундеркиндами. Моя дочь родилась читателем.
Для нее складывать буквы в слова и фразы было так же естественно и необходимо,
как дышать.
– Девочки, а где наши хозяева? – спросил я, сообразив,
что, вернувшись домой, не видел ни Веру Ильиничну, ни Григория Филипповича. Мне
нужно было позвонить, а телефон стоял в их комнате на первом этаже.
– Вера пошла к сестре, а Григорий Филиппович на
партсобрании, – ответила Ирочка, отвлекаясь от седобородого очкарика.
Вообще-то, она представила его нам, но я даже не услышал, как его зовут,
настолько был занят своими мыслями.
– На чем?!
– На партсобрании. Вы что, Владик, не знаете, что такое
партсобрание?
Что такое партсобрание, я знал очень хорошо, с памятью у
меня пока еще проблем нет. Но ведь… Впрочем, ладно, у каждого свои тараканы в
голове.
Татьяна заметила мое неподдельное изумление.
– Простите, Дима, ваши родители живы?
– Только мама, отец давно умер. А что?
– А мама чем занимается? Сколько ей лет?
– О, моя мама – редкостное чудо. Ей шестьдесят один, она
похожа на Майю Плисецкую в роли княгини Бетси Тверской, такая же высокая,
худая, с гладкой прической. Она – главный редактор одного издательства и ведет
весьма светский образ жизни.
– А у меня, наоборот, мама умерла несколько лет назад, а
отец жив. Всю жизнь проработал на одном и том же заводе, дослужился до
заместителя директора. Сейчас ему семьдесят один, и он тоже ходит на
партсобрания. Представьте себе. Я сама только недавно узнала об этом. Как-то
позвонила ему, а он мне говорит: «Извини, ягодка, я перезвоню тебе попозже, я
сейчас занят, пишу доклад для партсобрания». Я чуть не умерла от ужаса.
Оказывается, у них при домкоме, или как это теперь называется, я уж не знаю,
сохранилась партячейка, пенсионеры стоят там на учете и регулярно собираются,
обсуждают решения Президента и правительства, политическую обстановку, вопросы
охраны дома, озеленения микрорайона и все в таком духе. Раньше, если вы
помните, пенсионеры всегда стояли на партучете по месту жительства. И когда
КПСС официально умерла, некоторые забрали из домкомов свои партбилеты и всецело
отдались домашнему и дачному хозяйству, а очень многие так и продолжают
собираться. На старости лет трудно менять и убеждения, и привычки. Это нам с
вами кажется смешным и нелепым, а они этим живут.
– Выходит, наш здешний хозяин – такой же? Но ведь он еще
относительно молод. Сколько ему? Чуть за шестьдесят?
– Ну и что? Это зависит не столько от возраста, сколько от
воспитания и от того, какую жизнь человек прожил, на какие ценности привык
ориентироваться.
– Да, все это прекрасно, но мне нужен телефон, а первый этаж
заперт. Вы не знаете, откуда здесь поблизости можно позвонить?
– Можно позвонить от нас, – внезапно откликнулся
Ирочкин ухажер. – Телефон стоит как раз в той комнате, которую я снимаю.
Ну надо же! А я-то был убежден, что, кроме Ирочкиных
прекрасных глаз и черных кудрей, он ничего не замечает. Или это я стал говорить
слишком громко?
Мы встали из-за стола и пошли в соседний двор. Я испытывал
некоторую неловкость оттого, что не знал, как обратиться к этому типу. Однако
как только мы переступили порог его комнаты, его будто подменили. Смущенная
улыбка исчезла, движения стали уверенными. Видно, он относился к той категории
людей, которых я условно называю «котами». Говорят, что собаки привыкают к
человеку, а кошки – к месту. Так и люди: одним для поддержания психологического
комфорта важно находиться «на своей территории», а другим – в обществе хорошо
знакомых, близких людей. Я, например, являю собой типичный пример «собаки» и
очень не люблю заводить новые знакомства, вообще не люблю чужих.
Седобородый, оказывается, усек, что я не расслышал его имя,
поэтому первым делом протянул мне руку.
– Давайте познакомимся еще раз. Мазаев Юрий Сергеевич,
социолог. Можно просто Юра.
– Владислав. Любое уменьшительное, на ваш выбор. Ирочка
зовет меня Владиком, а Таня – Димой.
– Я подумаю, – засмеялся Мазаев. – Вот телефон,
звоните, не стесняйтесь.
Он деликатно вышел, а я набрал номер служебного телефона
Сережи Лисицына. В кабинете никто трубку не брал. Тогда я перезвонил в
гостиницу, и через некоторое время портье разыскал Сергея. Я в двух словах
рассказал ему о визите в дом Вернигоры и договорился, что часа через два он
постарается убрать из гостиницы всех лишних людей и найдет оргкомитетчика Гену,
который встречал Ольгу Доренко, опаздывавшую на пресс-конференцию. Заодно я
попросил его найти Риту и сказать ей, что сегодня нас с Лилей на пляже не
будет, чтобы она не беспокоилась.
Мазаев вернулся в комнату, неся в руках два рюмки.
– Давайте за знакомство, Слава, по пять капель. У меня есть
хороший коньяк.
Так. Стало быть, имя мне он выбрал. Ну что ж, за знакомство
так за знакомство.
Коньяк был действительно хорошим, и выпил я его с
удовольствием. А он ничего мужик, этот социолог. На нашей территории он
менжуется и робеет, но здесь, в этой комнате, он становится совсем другим.
Уверен, что Ирочка останется им довольна. Или уже осталась?
* * *
Через два часа в холле гостиницы меня ждали Сергей Лисицын и
маленький чернявый человечек с большой плешью на темени и нервно подергивающимися
руками. Это и был сотрудник оргкомитета фестиваля «Золотой орел» Геннадий
Гольдман.
Я попросил Геннадия как можно точнее вспомнить все
обстоятельства, связанные с возвращением в гостиницу Ольги Доренко.
– Покажите мне, где вы стояли, когда Ольга вошла в холл.
Он неуверенно покрутил головой, потом встал рядом со стойкой
портье.
– Вот здесь я стоял, когда ждал Ольгу. Все уже были в зале,
только ее одной не было. Рудин, президент фестиваля, рвал и метал.
– Вы посмотрели на часы, когда Доренко появилась?
– А как же. Я на них каждую минуту смотрел. Когда она вошла
в гостиницу, было 21.14. Я сразу закричал: «Где тебя носит?! Ты опаздываешь на
пятнадцать минут. Давай быстро в зал».
– А она что ответила?
– «Две минуты, Геночка, только сумку брошу». И показывает
мне эту сумку.
– Поподробнее, пожалуйста, опишите ее. Цвет, размер, что в
ней лежало.
