Ладонна поднимает крышку кувеза и одной рукой берет Остин, одновременно второй поправляя провода и маску «сипап». Затем перевешивает фотографию, которую я прикрепила для Остин, — фотографию Санкиты с удостоверения личности, — берет одеяло и заворачивает в него малышку.
— Дети любят, когда их туго пеленают, — говорит она мне и протягивает кулек.
Остин почти ничего не весит и помещается на одной согнутой руке. Лобик ее морщится, но крики едва слышны из-за маски, закрывающей рот и нос.
— Она плачет, — бормочу я и протягиваю девочку Ладонне, но та даже не пытается взять ее. Какая же я неуклюжая. Я пытаюсь укачать Остин, но она кривится и продолжает хныкать.
— Что с ней?
— Она сегодня весь день капризничает. Знаете, что я думаю?
— Угу, что ей не хватает нормальной мамы.
Ладонна берет меня за руку:
— Нет! Вы будете отличной матерью. Я думаю, Остин не хватает «заботы кенгуру».
— Как же я сразу не догадалась! Ладонна, прошу вас, вы опытная медсестра, все время с новорожденными. Объясните мне, бога ради, что это за забота?
Женщина заливается веселым смехом.
— У кенгуру телесный контакт с детенышем, когда он в сумке матери, это необходимо и человеческому ребенку. Надо постоянно закреплять физический контакт с новорожденным. Исследования показывали, что у ребенка стабилизируется дыхание и сердцебиение. Телесный контакт помогает малышу сохранять калории, чтобы набирать вес и даже регулировать температуру. Тело матери выполняет функции «инкубатора».
— Неужели это правда?
— Да. Температура материнской груди меняется в зависимости от температуры тела младенца. Малыши полностью зависят от матери. Хотите попробовать?
— Но я ведь не ее мать… не биологическая.
— Именно поэтому вам надо скорее закрепить связь. Я поставлю перегородку, чтобы вы могли побыть наедине, а вы пока распеленайте Остин. Снимайте все, кроме подгузника. Дать вам халат, или вы просто расстегнете блузку?
— Э… я расстегну, наверное. Вы уверены, что это сработает с ненастоящей матерью? Не хочется, чтобы Остин простудилась из-за моей неудачной попытки обеспечить «заботу кенгуру»?
Ладонна смеется.
— Сработает, — говорит она и сразу становится серьезной. — Да, Брет, помните, как вы просили меня не называть Остин девочкой?
— Разумеется.
— Вот теперь и вам стоит прекратить называть себя ненастоящей матерью.
Я вздыхаю и киваю:
— Обещаю.
Я сижу на складном стуле, отгороженная от всех ширмой, сняв блузку и лифчик. Ладонна кладет Остин мне на руки, используя левую грудь как подушку. Мягкие волосики щекочут кожу, и я вздрагиваю от неожиданности. Ладонна накрывает Остин одеяльцем.
— Желаю вам обеим хорошо провести время, — говорит она, скрываясь за ширмой.
Подождите, у меня еще вопрос. Сколько мне так сидеть? Может, принесете мне книгу или какой-то журнал?
Я вздыхаю и осторожно кладу руку на спину Остин. Кожица мягкая, словно масло, пальцами я ощущаю дыхание малышки. Личико уже не искажено гримасой, глазки открыты, давая мне понять, что она не спит.
— Привет, Остин. Ты сегодня не веселая, сладкая вишенка? Жаль, что твоя мама умерла. Мы ведь с тобой так ее любили, правда?
Остин моргает, словно понимает мои слова.
— Теперь я твоя мама, — шепчу я. — Я только учусь быть мамой, так что прости мне некоторые ошибки, ладно?
Остин смотрит на меня и не моргает.
— Они будут, я понимаю, и ты понимаешь, милая. Но обещаю тебе, что сделаю все от меня зависящее, чтобы жизнь твоя была счастливой, спокойной и благополучной.
Остин прижимается к моей шее и тихо смеется. Дыхание ее замедляется, глаза закрыты. Я смотрю на лежащее у меня на груди чудо и чувствую, как сдавливает горло. Я прижимаюсь щекой к маленькой, не больше яблока, головке.
— Я горжусь тем, что ты моя дочь.
Через какое-то время из-за ширмы появляется Ладонна.
— Время для посещений истекло, — шепчет она.
Я растерянно смотрю на часы.
— Уже?
— Вы сидите тут почти три часа.
— Шутите.
— Ничуть. Вижу, Остин уже лучше. Да и вам тоже. Как все прошло?
— Это было… — целую головку Остин, — волшебно.
Я кладу малышку в «инкубатор» и желаю спокойной ночи. На глаза мне попадается фотография Санкиты — единственная, какую смогла отыскать Джин. Я прикрепляю ее так, чтобы она всегда была перед глазами Остин, и даю себе слово принести завтра еще фотографий.
На этот раз моих.
Умом я понимаю, что подобного результата можно было бы добиться с помощью любого теплого тела, но все же с гордостью смотрю на стремительное преображение Остин. Всего через пять дней «заботы кенгуру» врачи снимают «сипап», оставив лишь носовые трубки. Наконец, я могу увидеть ее красивый ротик и поцеловать личико. С момента рождения, за девять дней, она прибавила уже четыре унции и походит больше на человека, чем на инопланетянина.
В три часа дня я въезжаю на стоянку у больницы, прижав телефон к уху. Последние две недели я встаю до рассвета и приезжаю на работу раньше семи часов утра. Жертвуя обеденным временем, стараюсь закончить занятия к половине третьего, а остальные часы с наслаждением провожу с Остин.
— Эта методика «заботы кенгуру» просто удивительная, — кричу я в трубку Шелли. — Остин скоро сможет дышать самостоятельно, она даже пытается сама сосать и глотать. Тогда ее отсоединят от всех проводов и аппаратов! Она такая красивая, Шел, не могу дождаться, когда ты сможешь с ней познакомиться. Ты получила фотографии, которые я отправила?
Шелли смеется в ответ:
— Да, она действительно милая. Господи, Брет, ты ведешь себя как настоящая мама.
Я открываю дверь в больницу и вздыхаю.
— Да, надеюсь, я не испорчу малышке жизнь своими постоянными страхами и неуверенностью.
— Хороший вопрос. Будем надеяться, у тебя получится.
— Послушай, — говорю я, смеясь, — я уже приехала. Поцелуй от меня племянников и передай привет Джею.
Я бросаю телефон в сумку и направляюсь к лифтам. Поднявшись в отделение, я издалека замечаю в коридоре незнакомую женщину, окруженную медсестрами и охраной. Волосы у нее похожи на копну августовского сена, и даже пушистая шуба из искусственного меха не скрывает неестественную худобу. Они о чем-то горячо спорят прямо у входа в палату Остин.
— Я никуда не уйду, — невнятно произносит женщина, покачиваясь на каблуках красных туфель. — Я имею право увидеть свою внучку.
О боже, да она пьяна. Жаль ее дочь и внучку. Меня замечает Ладонна, и лицо ее приобретает взволнованное выражение. Я прохожу мимо и оборачиваюсь, чтобы удостовериться, не началась ли драка.
