Сворачиваю на Семнадцатую улицу и медленно двигаюсь на запад. Как и большинство строений в районе, дома здесь деревянные, довоенной постройки, разной степени ветхости. Миную заброшенный участок, заваленный пустыми бутылками, и решаю, что увидела уже достаточно.
Ладно. Теперь я могу, не покривив душой, сказать, что снова пыталась найти жилье. Однако прежде чем развернуться и прибавить газ, чтобы скорее уехать из этого ужасного района, я краем глаза замечаю вывеску «Сдается» и вижу… симпатичный дом из красного кирпича, попавшийся мне в Интернете шесть недель назад! Невероятно, он все еще не сдан. Поразмыслив, решаю, что это может означать лишь одно — внутри он не так хорош, как снаружи.
Медленно останавливаюсь, разглядывая желтые наличники на окнах и кованый забор по всему периметру. До двойной входной двери с пластиковыми цветами в вазонах по обе стороны всего несколько шагов. Невольно улыбаюсь. Пластиковые цветы? В самом деле? Несомненно, владелец этого дома очень им гордится.
В нерешительности сжимаю руль. Здесь довольно уютно, но готова ли я поменять великолепный мамин дом на этот? Мне хорошо живется на Астор-стрит, там комфортно и безопасно, хотя это совсем не то, чего желала мама.
Останавливаюсь у самого тротуара, и в этот момент из двери со стороны торца дома выходит молодая девушка. На ней красные туфли на каблуках не меньше восьми дюймов, и я провожаю ее взглядом, моля Бога, чтобы она не подвернула ногу. Плотное тело упаковано в обтягивающие джинсы и блестящую спортивную куртку золотистого цвета, слишком легкую для столь холодного дня.
Девушка благополучно преодолевает ступеньки и, пройдя по дороге, замечает меня в машине. Прежде чем я успеваю отвести взгляд, она приветливо улыбается и машет рукой. Жест кажется мне таким приветливым, что я, поддавшись порыву, открываю окно со стороны пассажирского сиденья. Девушка приближается, и я замечаю надпись на куртке: «Оркестр ШБЖ» — «Школа Бенито Жуареса».
— Добрый день, — кричу я. — Извините за беспокойство, этот дом все еще сдается?
Девушка вынимает изо рта большой шарик резинки, бросает в сугроб и опирается о край окна. Мочки ушей, и без того унизанные серьгами различных размеров и форм, оттягивают тяжелые серьги-кольца.
— Сдается, а почему вы говорите «все еще»?
— Я видела объявление в Интернете шесть недель назад.
Она качает головой:
— Это был другой дом. Мы всего два часа назад вывесили объявление. И поверьте мне, мама понятия не имеет, как пользоваться Интернетом.
Я уверена, что произошла ошибка, но решаюсь спросить:
— Твоя мама сдает этот дом?
— А как же! — Она заразительно смеется. — Вернее, только собирается. Мы недавно закончили ремонт на втором этаже, и там еще никто не жил.
— У вас красивый дом, — говорю я с улыбкой, восхищаясь бьющей из девушки энергией. — Жильцов не придется долго ждать.
— Вы ищете квартиру?
— В некотором смысле, — бормочу я и поспешно добавляю: — Но у меня собака.
Девушка с такой силой всплескивает руками, что я беспокоюсь, не отвалятся ли ее накладные оранжевые ногти.
— Мы обожаем собак — если только они не злые. У нас живет йорк, он просто душка. Помещается в моей сумке, как чихуахуа у Пэрис Хилтон. Пойдемте. Мама как раз дома, вот и познакомитесь. Квартирка у нас получилась просто класс! Ну, сами увидите.
Она тараторит так быстро, что я едва успеваю улавливать смысл. В растерянности смотрю на часы — нет и полудня. Что еще мне остается делать?
— Что ж, хорошо. Конечно, пойдем. Твоя мама не станет возражать?
— Возражать? Она будет счастлива. Только… понимаете, она не очень-то говорит по-английски.
Бланка и Селина Руис больше похожи на сестер, нежели на мать и дочь. Я пожимаю шоколадную руку Бланки, и она ведет меня вверх по деревянной лестнице. Наверху она отпирает дверь и отходит назад, приглашая зайти.
Апартаменты кажутся мне миниатюрным кукольным домиком, но в этот серый, холодный день здесь скорее уютно, чем тесно. Пустая гостиная вполне приличных размеров, с мраморным камином и аккуратной кухней у противоположной стены. Рядом спальня не больше маминой гардеробной с крошечной розовой с черным ванной комнатой, где помещается лишь раковина и ванна на ножках в виде львиных лап. Квартира немного напоминает мне мамин дом — стены отделаны у потолка лепниной, полы выстланы досками из натурального дерева. Впрочем, она вся с легкостью уместилась бы в маминой гостиной. Бланка смотрит с улыбкой и кивает, пока Селина объясняет мне детали.
— Этот шкафчик я выбирала. Он из «Икеи». Они делают классные вещи.
Я открываю шкаф и заглядываю внутрь, будто его качество может повлиять на мое решение. Его я уже приняла, и шкаф ничего не изменит.
— Очень красиво, — говорю я с энтузиазмом.
Бланка довольно складывает руки у груди, словно понимает мои слова, и обращается к дочери по-испански.
— Она спрашивает, хотите ли вы здесь жить.
Я смеюсь и киваю:
— Да, хочу. Si! Si!
Пока мы заполняем договор, Селина рассказывает мне, что она первая в семье родилась в Америке. Ее мать выросла в деревне недалеко от Мехико и, когда ей было семнадцать, приехала в США с родителями, братьями и сестрами.
— Не успела она поступить в школу, как обнаружила, что беременна мной. Мы жили тут, за углом, с моими тетями, дядями, бабушкой и дедушкой. Mis abuelos — бабушка и дедушка — они до сих пор там живут.
— А когда вы переехали в этот дом?
— Около года назад. Мама работает поваром в ресторане «Эль Тапатио», тут, в соседнем квартале, она всегда мне говорила, что однажды у нас будет свой дом. Когда этот дом был выставлен на продажу из-за потери права выкупа, она поверить не могла, что у нас хватит денег на первый взнос. Мы целых семь месяцев делали здесь ремонт, но справились, да, мама?
Селина обнимает мать, и та светится от гордости и счастья, словно понимает каждое слово из нашего разговора.
Их история кажется мне похожей на мамину. Я уже открываю рот, чтобы сказать об этом, но в последнюю секунду передумываю. Пожалуй, эти ситуации совсем не похожи, и я в очередной раз стыдливо опускаю глаза, понимая, как мне повезло в жизни.
До конца недели я занимаюсь упаковкой вещей и перевожу коробки в Пилсен. В понедельник днем те же рабочие, что вывозили мою мебель от Эндрю в ноябре прошлого года, грузят в машину мой оставшийся скарб, чтобы перевезти его с Астор-стрит на новую квартиру. В последнюю минуту я решительно отказываюсь от привлекавшей меня идеи забрать мамину кровать с кованой спинкой, решив, что она неотделима от этого дома, она должна ждать меня здесь, как когда-то ждала мама.
Вместо этого в машину переносят мою старую односпальную кровать, комод вишневого дерева, диван, переехавший с нами еще с Астор-стрит, и две тумбочки. Кроме того, я достаю с чердака поцарапанный журнальный столик и лампу в стиле семидесятых, купленные мной много лет назад в магазине подержанной мебели. Сейчас они выглядят даже модно.