Деревни сменялись рисовыми плантациями, ананасовыми полями и банановыми рощами.
Пейзаж радовал глаз всеми оттенками зеленого – от мрачно-болотного до ярко-изумрудного. Когда дорога повернула к городу Канди
[28]
и стала совсем крутой, одна монахиня натянула на голову капюшон и заснула, как гусеница. Другая изредка протирала блестящую от пота лысую голову – кондиционер давно приказал долго жить, а открывать окна смысла не было: снаружи стояла не меньшая духота, чем внутри.
Мимо нас проносились деревья с листьями размером с тарелку, кладбища грузовиков и придорожные статуи Будды. Невыносимая жара не мешала любоваться красочным разнообразием этих мест. Рекламные плакаты были приятно сдержанными, по сравнению с полупорнографическими постерами, к которыми мы привыкли в Австралии. Женщины на них отличались скромными нарядами и отменным здоровьем, в отличие от своих искусственных и анорексичных западных коллег.
Дорога становилась все круче и опаснее; сцепление недовольно скрежетало. Пока мы взбирались на гору, на вершине которой расположилась торгующая керамикой деревня, я вспомнила, как двадцать пять лет назад летала на Бали. Люди вечно твердят, что до начала туристического бума там было лучше. Если они хотят посмотреть на Бали тех времен, им стоит посетить Шри-Ланку.
– Шриланкийцы не считают себя бедными, – сказала Лидия. – Зато думают, что люди с Запада несказанно богаты. Если посмотреть карту распределения богатств, это становится очевидным.
Моя одухотворенная дочь умела объяснять некоторые вещи с хирургической точностью. Она была права. По сравнению со шриланкийцами, мы буквально купались в роскоши и при этом обделяли сами себя, стремясь к тому, чего у нас нет.
Люди этого смытого наводнением, истерзанного войной, раздавленного цунами острова умудрились сохранить человечность, давно утраченную представителями западной цивилизации, которые были одержимы потреблением. Я чувствовала, что хочу разделить Шри-Ланку со всем миром и в то же время защитить ее от него. Если сюда хлынут туристы, страна материально обогатится и духовно обеднеет.
Монах попросил водителя остановиться возле кондитерской, чтобы попить чаю. После сурового внутреннего массажа, который пережили мои органы во время поездки, возможность распрямить ноги и походить воспринималась как высшее благо. Когда мы зашли в кондитерскую, местные взглянули на нашу компанию с искренним любопытством.
Глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к потемкам магазина. Обстановка была простой, но я сразу почувствовала себя как дома, словно попала в шри-ланкийский вариант моего любимого кафе. На прилавке возле входа были разложены домашние сладости. Мы выбрали то, что хотели, и стали ждать. Обслуживание показалось мне безупречным, хотя персонала, по западным стандартам, было слишком много. Один человек приносил нам сладости, другой наливал чай, а еще трое руководили процессом.
Над прилавком висела фотография сурового, но привлекательного мужчины с закрученными вверх усами. За прилавком стояла его постаревшая версия, преисполненная еще большего достоинства. Я попыталась улыбнуться. Мне ответили приветливым взглядом.
Проголодавшись в дороге, мы набросились на крепкий чай и восхитительное угощение. Конфеты с кунжутом порадовали меня насыщенным ореховым вкусом. Удивительно, почему слава о них еще не распространилась по всему миру? Конфеты из неочищенного тростникового сахара ничуть им не уступали. Что касается кокосового льда, в этом вопросе я считала себя знатоком: папа часто готовил его, когда мы были детьми. Но шри-ланкийская версия с кисло-розовыми полосками и кусочками мякоти затмевала все, что я пробовала прежде.
Вскоре мы снова забрались в фургон, и водитель приготовился отважно покорять последние оставшиеся до Канди вершины. Точнее, он-то приготовился, а сцепление – нет. Оно скрипело, скрежетало и, наконец, испустило дух на особо крутом подъеме. Потные, усталые и голодные, несмотря на недавно съеденные сладости, мы выгрузились на обочину, пока водитель вместе с любопытными прохожими озадаченно изучал внутренности машины.
Дружелюбный владелец кафе пригласил нас посидеть за столиком, укрытым красно-белой скатертью. Пока мы потягивали холодную колу, монах достал мобильный телефон и позвонил механику. Над головами у нас кружились мухи, лодыжки облюбовали комары. Я достала из сумки убийственный спрей, заготовленный специально от таких напастей, и обнаружила, что колпачок пропал. Я тащила его из Австралии – и все без толку!
В обычной ситуации я бы уже стремительно закипала и изводила себя вопросами: «Когда приедет механик?», «Сколько он будет чинить машину?», «Мы три дня просидим в этом кафе?», «Комары заразят меня страшной болезнью – и я умру?» Но сейчас я понимала, что нет смысла беспокоиться и раздраженно смотреть на часы. Я ничего не могла сделать – и от этого мне было неожиданно легко. Я не чувствовала себя такой свободной от ответственности с тех самых пор, как в одиночку отправилась на Самоа в двадцать лет.
Мы с Лидией беззаботно потягивали колу и болтали. Я заметила, что мы давно не общались так откровенно. Дочка расспрашивала меня обо всем: начала ли Энни ползать? прекратил ли Джона метить углы? На сердце у меня потеплело. Я наконец поняла, что, даже если Лидия собирается стать монахиней и жить в монастыре, она все равно хочет сохранить связь с семьей.
Время шло, а мы сидели в кафе у дороги… Часы и минуты утратили значение. Если к вечеру машину не починят, хозяин разрешит нам заночевать на полу. И мы с благодарностью примем его предложение.
Вдруг откуда ни возьмись появился механик, который в два счета починил сцепление. Тем временем Учителя Лидии вызвали в Канди по срочному делу. За ним приехала машина, и вскоре он исчез в облаке пыли. Водитель фургона с виноватым видом помог нам забраться внутрь. Я надеялась, что монах сможет уделить мне немного времени, чтобы мы серьезно поговорили о будущем моей дочери. Например, завтра.
Во время путешествия мне казалось, что Шри-Ланка целиком состоит из труднодоступных мест. Многие в Коломбо считали Канди далеким городом. Но вскоре выяснилось, что жители Канди весьма смутно представляли, где находится тот лесной монастырь, в который мы направлялись.
После поворота на Канди дорога стала еще уже и ухабистее. Теперь она вилась по самому краю промытого рекой ущелья.
– Сейчас лучше всего представить, что ты на обычной автомобильной экскурсии, – предупредила меня Лидия, когда мы съехали с главной улицы.
Я вцепилась в фургон, который с урчанием углублялся в джунгли. Нас трясло так сильно, что я начала всерьез опасаться, не разойдется ли у меня шрам на животе. Впрочем, волновалась я зря. У людей в этой стране были более серьезные поводы для беспокойства.
Водитель посигналил женщине, несущей на бедре ребенка, мужчине в саронге и еще одному, с мешком муки на голове. Их улыбки осветили зеленый сумрак. Мы проехали мимо вывески «Починка компьютеров», которая в джунглях смотрелась крайне неуместно. После того как мы удачно вписались в крайне крутой поворот и взобрались на высокий холм, старшая монахиня повернулась ко мне и с горящими глазами воскликнула:
