На какой-то миг я задумалась о побеге, но потом поняла, что от перемены времени и места ничего не изменится. Я прошла лишь часть пути, и врачи должны засвидетельствовать прогресс. Или его отсутствие. Грег предупреждал: только через пять лет можно будет с уверенностью сказать, что опасность миновала.
Дрожа, как собака на приеме у ветеринара, я предупредила китаянку, которая делала снимок, что правая грудь у меня теперь искусственная, так что стискивать в аппарате нужно только левую. Ауч!
Отправившись с результатами сканирования к рентгенологу, доктор пообещала, что вернется буквально через минуту. Но прошло пять, пятнадцать, двадцать минут, а ее все не было. Почему она так долго? По спине побежали холодные мурашки. Неужели они что-то нашли?
– Ой, вы еще здесь! – весело сказала китаянка, появляясь в дверях. – Мы заметили темную область в вашей грудной клетке, но ничего критичного не обнаружили.
Слава богу! Как журналист, я старалась избегать критики. И было огромным облегчением узнать, что никакой критик не поселился в моей груди. Я отправилась на УЗИ, потом оделась и присоединилась к Филиппу, который ждал меня у кабинета хирурга. Врач сказала, что ей нравится моя блузка, и сообщила, что на маммограмме все чисто.
Выбежав из клиники, я поцеловала Филиппа и отправила его обратно на работу. Над парком нависли облака, похожие на огромные куски зефира. Лоснящиеся от влаги, они напоминали тучи, под которыми я выросла: те, что начинали темнеть по краям, прежде чем обрушиться на молочные луга.
В носу зачесалось. Холодный ветер принес металлический привкус влаги. Наконец-то пошел дождь – не жалкое подобие, которым мы довольствовались несколько месяцев, а настоящий мощный ливень. Потоки дождя заливали улицы, пока не ожили канавы и водосточные желоба. Люди смеялись и поднимали лица к небу. Засуха отступила.
Стоило мне повернуть ключ зажигания, как в машине зазвучала песня «Joy to the World» группы «Three Dog Night». Я прибавила звук так, что ушам стало больно, и поехала домой, распевая «Иеремия был лягушкой-быком!». Дворники не справлялись с заливавшей лобовое стекло водой. По крыше молотили капли, в сумочке лежала выписка из больницы с подтверждением того, что я здорова, и я заново влюблялась в жизнь.
Такой день заслуживал того, чтобы отметить его шампанским. Но, вернувшись домой, я первым делом убралась в кухонных шкафах и подумала о том, чтобы разбить сад. Сад Благодарности.
С тех пор, как мы купили Ширли, двор перед домом был так щедро усыпан песком, что там можно было разводить верблюдов. Впрочем, сорняки чувствовали себя вполне комфортно, как и хищные плети морской травы, коварно пролезающие под забором.
Учитывая бедность почвы и суровый климат, я понимала, что мой сад никогда не будет поражать воображение гостей. Да и участок был не больше кошачьей корзинки. Но это не мешало использовать его для отдыха и созерцания. Лидия с энтузиазмом откликнулась на мою идею, особенно когда я сказала, что хочу сделать Сад Благодарности главным местом для медитации.
Мы просмотрели несколько книг по садовому дизайну, но не нашли ничего стоящего. В основном там предлагались участки для барбекю и бассейнов. Они должны были впечатлять, а не располагать к духовному единению.
Сперва я думала посадить в саду живую изгородь, которая будет завиваться спиралью, тем самым образовывая тропинку для медитации. Но для этого в саду было слишком мало места. Нам нужен был не такой сложный вариант – например, круг с грамотно подобранными растениями и правильно оформленным центром. Такая форма будет означать круг женщин. А еще нам нужна была вода – символ жизни, чистоты и прощения.
Мы с Лидией перетащили с заднего двора старую полукруглую скамейку и установили ее под яблоней. Отсюда открывался «замечательный» вид на линии электропередач и черепичные крыши. Предполагалось, что растения смягчат эффект.
– А теперь, – взволнованно сказала Лидия, – поехали за фонтаном!
Место, где продавались садовые статуи и прочие атрибуты, располагалось за городом, путь туда был неблизкий. Выбор нас не порадовал. Мы недовольно разглядывали слащавых херувимов, писающих в пруды. Лидия останавливалась перед Буддами и крылатыми азиатскими богинями, но я упорно тащила ее вперед.
Мы уже были готовы сдаться и вернуться домой ни с чем, когда наше внимание привлекла широкая чаша возле кассы. Хотя она и была сделана из цемента, вид у чаши был такой, будто ее выкопали прямо из земли. В центре стоял грубо обработанный каменный шар размером чуть больше футбольного. Вода с тихим журчанием вытекала через отверстие в шаре. Осмотрев чашу со всех сторон, мы решили, что она идеально нам подходит.
– Как думаешь, здесь хватит места для золотой рыбки? – спросила Лидия.
– Ты хочешь золотую рыбку?
– Для созерцания, – кивнула дочь.
Через два дня разобранный фонтан доставили к нашему крыльцу. Опасаясь, что мы возлагаем на сад слишком большие надежды, я все-таки пригласила Уоррена, талантливого ландшафтного дизайнера. Мускулистый и загорелый от работы на свежем воздухе, Уоррен был не самым разговорчивым парнем на свете. Он посмотрел на чашу и кивнул. Когда я описала свое ви дение сада, он окинул опытным взглядом бетонные плиты, которыми была вымощена дорожка к дому. По словам Уоррена, найти место для чаши – самое легкое из того, что нам предстояло сделать. Землю нужно будет выровнять, подпорную стенку перенести ближе к переднему забору. И еще сделать три дополнительные ступени и новую дорожку.
Почему простоты так сложно добиться?
Масштабность проекта росла вместе со средствами, которые нужно будет в него вложить, но я доверяла Уоррену. Впрочем, когда его подручные начали, подобно вомбатам, перерывать двор перед домом, у меня возникли сомнения в целесообразности этой затеи. Соседи с любопытством заглядывали к нам через забор. Один из них пожаловался, что из-за ночного дождя к нему на участок просочилась грязь из нашего сада. Уоррен, не сказав ни слова, пошел и разобрался с последствиями ливня.
Как и в случае с малярами, Джона буквально влюбился в рабочих, занимавшихся садом. Каждое утро он садился у окна и ждал Уоррена, а когда тот подходил к дому, кот мчался к двери, где принимался оглушительно мяукать, приветствуя нового друга. Когда дизайнер с рабочими пили утренний кофе на заднем дворе, Джона забирался в башню и наблюдал за ними, лежа в гамаке. Плюс ко всему, у нашего кота обнаружилась страсть к рабочим ботинкам. Он с наслаждением обвивался вокруг мускулистых ног дизайнера и его подручных и с азартом нападал на туго завязанные шнурки.
Признаюсь, я слегка запаниковала, когда увидела, какую яму Уоррен вырыл перед домом. Основательность подпорной стены тоже стала для меня неожиданностью. Простой Сад Благодарности на моих глазах превращался в нечто из журнала «Grand Designs». Не желая становиться назойливой клиенткой, но понимая, что избежать этого все равно не получится, я спросила Уоррена, точно ли он знает, что делает.
Посмотрев на меня из ямы, он вопросительно поднял бровь.
