Признаю, применить к Джоне тот же подход, что и к диким животным, было отличной идеей; впрочем, у меня все-таки оставались сомнения касательно результата. Но я зря волновалась. Передача вышла замечательная! Эпизод с захлопнувшейся дверью тактично вырезали, и в результате Джона предстал перед зрителями тем же удивительным существом, каким был в жизни. Хотя мой школьный французский и не позволил разобрать все, что они про него говорили.
29
Новая жизнь
Мало какие радости могут сравниться с появлением нового поколения
Наша жизнь сильно изменилась после выхода «Клео». Причем во всех отношениях. На одном из воскресных семейных обедов я заметила, что Шантель не прикасается к вину. Конечно, она могла быть на диете, хотя никакой необходимости в подобных ухищрениях я не видела. О другой причине я думать не хотела – слишком уж волнующей была эта мысль.
Когда Лидия с Катариной начали убирать тарелки со стола, Шантель все-таки поделилась с нами радостным известием. Ребенок должен родиться в июне. Мы с Филиппом и девочками кинулись к ней с объятиями и поцелуями, а довольный Роб наблюдал за нами, стараясь не слишком светиться от гордости.
Раскрасневшаяся Шантель призналась, что они не планировали это так скоро. Она ходила к экстрасенсу, который сказал, что следующие три года детей у них не будет, и они расслабились. Что ж, новости, несомненно, замечательные. Хотя, признаюсь, у меня в голове не укладывалось, что мой мальчик Роб станет отцом, Лидия и Катарина – тетями, Филипп, мой молодой муж, – дедушкой… А я, получается, бабушкой?!
Внезапно я поняла, почему мама с таким раздражением относилась к «титулам», из которых приходится выбирать гордым обладательницам внуков. Нана (похоже на овечку), Бабушка (привет Красной Шапочке), Бабуля (вы серьезно?). Друг-маори сказал, что свою бабушку он называл Куйя. На бумаге выглядит ничего, но австралийский акцент превращает это в нечто вроде «Куи-ир». Отчаявшись найти безобидное и не слишком конкретное прозвище, я обратилась за помощью к Телепузикам. А что, Ляля – очень даже неплохо!
Следующие месяцы Джона проявлял активный интерес к меняющемуся телу Шантель. Каждое воскресенье он снисходил до того, чтобы устроиться на будущей маме и прижать голову к ее животу. Создавалось впечатление, что кот прислушивается к биению маленького сердца.
Время пролетело незаметно, и не успели мы оглянуться, как до рождения ребенка осталась всего неделя. Мы пережили несколько ложных тревог, которые окончились ничем. Шантель выглядела вымотанной, Роб весь изнервничался, а у меня кончилась пряжа для вязания.
В среду вечером, через пять дней после того, как малыш Браун должен был появиться на свет, мы начали делать ставки. Будучи оптимистом, я поставила на пятницу. Лидия с Катариной выбрали субботу. Когда Филипп высказался в пользу воскресенья, я заметила, что несчастные родители до конца недели не доживут.
В пятницу утром Шантель написала, что у нее регулярные схватки и скоро они едут в больницу. Через несколько часов тишины я послала ей дежурное сообщение «?» и получила привычное «0. Схватки прекратились». В субботу было не лучше.
В ночь на воскресенье я вылезла из кровати, чтобы совершить традиционный поход в туалет. Часы на тумбочке показывали 3:15. Залезая под одеяло, я краем глаза заметила оживший телефон. Дрожащими пальцами я открыла сообщение от Роба. Малышка Энни только что появилась на свет. Мать и дочь (и отец!) в порядке. Палата А24.
Включив свет, я начала будить Филиппа. Как он может спать, если стал дедушкой?! Я сразу спросила, как он хочет, чтобы его называли. Не Поп и не Дедуля, верно? «Может, Тата? – предложила я, целуя его в колючую щеку. – Тата и Ляля неплохо смотрятся вместе». Филипп сонно улыбнулся и согласился.
Понимая, что уснуть вряд ли получится, я пошла на кухню и поставила чайник. Сотканный из звездной пыли ребенок только что прибыл на планету Земля. Не мы стали родителями малышки Энни, но если повезет, наши жизни окажутся тесно связанными. Нас минуют бессонные ночи и беседы с учителями, зато мы сможем ходить с ней в зоопарк, смотреть мультики и получим полное право вести себя, как дети.
Едва услышав о случившемся, Лидия и Катарина выскочили из кроватей и принялись спешно одеваться. Джону тоже разбудили. Он выглядел крайне недовольным, поскольку его согнали с любимой подушки (обычно он спал, свернувшись на руке младшей хозяйки). Заметив, что все семейство намеревается покинуть дом с утра пораньше, кот решил, что непременно будет нас сопровождать, и принялся караулить у входной двери, время от времени взволнованно мяукая. Подобно клоунам, отвлекающим быков во время корриды, мы по очереди занимались Джоной, пока остальные потихоньку проскальзывали на веранду.
Перед уходом я напомнила Джоне, что оставляю на него дом, и закрыла дверь. Пока машина выезжала на спящую улицу, я заметила в окне гостиной легкоузнаваемый силуэт: кот сидел, прижав нос к стеклу, и провожал нас обиженным взглядом.
Вскоре мы уже бежали с камерой в руках по серым больничным коридорам. Я ждала, что путь нам вот-вот преградит воинственно настроенная медсестра из тех, что раньше стояли на посту у палат для рожениц и выпроваживали посетителей, пришедших в неурочные часы. Но, судя по всему, старая гвардия канула в лету вместе с грозными клизмами.
Больница впала в предрассветную кому: не было слышно ни грохота каталок, ни звяканья подносов с завтраком…
Завернув за угол, мы увидели в коридоре пожилого индийца; на коленях у него устроился маленький мальчик. И хотя лицо старика осунулось от усталости, а глаза слезились от возраста, это не мешало ему радостно улыбаться. На вид мужчине было далеко за восемьдесят; зная, что скоро он покинет мир, старик, тем не менее, радовался, что в одной из палат его дочь (или внучка) производит на свет новую жизнь. Я вдруг осознала, какая спокойная атмосфера царит в родильном отделении – по сравнению с тревожной и напряженной обстановкой в остальных частях больницы.
Едва сдерживая радостное возбуждение, мы наконец добрались до палаты А24. Хотя Шантель и Роб выглядели невероятно усталыми, они с гордой улыбкой наблюдали за тем, как мы склонились над крохотной колыбелью. Малышка Энни сладко сопела под бело-розовым одеяльцем, из-под которого торчали покрытая темными завитками макушка и тоненькие пальчики.
Впервые ощутив в руках теплый вес внучки, я принялась изучать ее лицо; я думала о сотнях тысяч людей, ставших частью этого маленького человека. Некоторые черты Энни показались мне знакомыми: точно такие же миндалевидные глаза были у новорожденного Роба, а красивую форму губ она могла унаследовать от моей матери. В лице малышки проглядывала сила духа – дар многих поколений женщин, которые не боялись плыть против течения.
Зачарованная чертами малышки, я могла бы глядеть на нее часами. К сожалению, не я одна хотела подержать в руках новорожденную кроху. Я поцеловала внучку в лоб и аккуратно передала Лидии.
– Осторожнее, – напомнила я. – Не забывай придерживать…
