Цена на дом уже достигла заоблачных высот, но ведущий аукциона продолжал их раззадоривать. Сошедшие с дистанции покупатели и просто зеваки были явно очарованы разворачивающимся спектаклем. Я мысленно попрощалась с Ширли и почти смирилась с перспективой провести зиму в съемном жилье.
Вдруг Филипп незаметно отделился от стены; только что он стоял неподвижно, а в следующую секунду я уже с открытым ртом наблюдаю, как муж вынимает правую руку из кармана и медленно поднимает ее в воздух. Одновременно с этим он выкрикнул цену, которая привела меня сразу и в восторг, и в ужас.
Это же огромные деньги! Где мы их достанем?
Мы оба знали, что это станет нашей последней попыткой. И больше мы предложить никак не можем. У нас и этих-то денег нет. Наверное, Филипп сошел с ума. Но как раз за такие порывы я и полюбила его бог знает сколько лет назад. За годы брака было несколько случаев, когда я отчаивалась и ставила крест на своих мечтах, а он находил в себе силы и мужество сделать то, что навсегда меняло нашу жизнь. Но предложить огромную сумму денег за дом, который ему, откровенно говоря, не очень-то нравился, только потому, что я мечтала в нем жить, – нет, такого безумного и бесподобного поступка я от него не ждала.
Толпа мгновенно замолчала и повернулась к нам многоголовой гидрой, устремив глаза на Филиппа. Незнакомые люди могли бы подумать, что он абсолютно спокоен. Он не покраснел, не побледнел. Он дышал ровно. У него не дрожали руки и не дергалось веко.
И только я знала, что на самом деле скрывается за его невозмутимостью. Филиппа выдавали синие огоньки в глазах. Ведущий аукциона попытался втянуть в борьбу покрасневшего от напряжения покупателя, который до сих пор был впереди. Он подначивал его поднять цену всего на 500 долларов. Для нас и 50 центов стали бы приговором.
– Раз… – протянул ведущий, и мы затаили дыхание в ожидании реакции соперника. – Два… – Время тянулось, как резина, а молоток медленно поднимался в воздух, чтобы нанести решающий удар, и…
Продано.
Невероятно, но нам.
3
Секреты
Кошка никогда не покидает вас насовсем
Когда толпа разошлась, агент пригласил нас в гостиную Ширли, где по-прежнему лежала неприкаянно гудящая телефонная трубка.
Белозубая улыбка, навязчивый запах крема после бритья… Агент энергично пожал мне руку и поздравил с покупкой. Он сказал, что хозяева будут рады получить такую цену за дом, который изначально рассматривался как «запятнанный».
Запятнанный? Мы что, говорим о викторианской девушке? Агент признался, что Ширли выставили на аукцион несколько месяцев назад и с тех пор ему не очень-то везло с покупателями. Я ждала, что Филипп уничтожит меня взглядом, но он предпочел углубиться в разложенные агентом документы.
– Ты замечательный человек, – вздохнула я, когда мы отъехали от дома; руки у меня до сих пор дрожали после подписания бумаг с таким количеством нулей. – Ты уверен, что мы можем себе это позволить?
– Что-нибудь придумаем, – ответил Филипп, призвав на помощь уверенный тон, который обычно приберегал для своих клиентов в банке. – У нас есть сбережения, а если повезет, мне в конце года поднимут зарплату. И кто знает? Может быть, ты напишешь бестселлер!
Я заерзала на пассажирском сиденье. Его вера в мой литературный талант граничила с жалостью. Скорее супермоделей разнесет до размера XXL, чем я напишу что-то стоящее.
Наконец за неделями сборов последовал долгожданный день переезда. Я в последний раз переступила порог безымянного (и слава богу!) дома, в котором мы прожили последние шесть лет, попрощалась с Клео и ее кустом и пообещала, что буду регулярно проезжать мимо. Грузчики отнесли полукруглую скамью в машину и уехали. Осень уже расцветила Мельбурн золотой и багряной листвой, но на новом месте нас встречала лишь одинокая яблоня, раскинувшая ветви в неловком приветствии.
В доме было гулко и холодно. Занесенный в гостиную дубовый стул словно уменьшился в размерах, и мне все казалось, будто я слышу телефонные гудки, хотя трубку давно положили на место. Что-то из нашей мебели было Ширли к лицу, что-то нет. Зеленые диваны замечательно вписались в дальнюю часть гостиной, а в нише за ними уютно устроился каменный Будда, который в старом доме обитал на подоконнике. Протирая пыль, я вспоминала день, когда купила эту статуэтку в садовом магазине – не из религиозных соображений, просто меня привлекло исходившее от нее спокойствие. Я искренне надеялась, что часть его перейдет и мне.
Как оказалось, в нынешней ситуации это было совсем не лишним. У каждого дома есть свои секреты. Ширли до сих пор старательно скрывал, что работал родильным отделением для моли. Облака насекомых перемещались из комнаты в комнату, задевая нас мягкими коричневыми крыльями. Альфред Хичкок упустил такую идею для фильма ужасов!
Наблюдая за тем, как строители, поднимая клубы пыли, ставят полукруглую скамью под деревом на заднем дворе, я пыталась убедить себя, что мы не совершили ошибку.
Мы с Филиппом обсуждали, не стоит ли заявить свое право на верхние комнаты. Две спальни (одна идеально подойдет для кабинета) были достаточно просторными, из каждой открывался прекрасный вид на сад, а самое большое окно выходило на городские небоскребы и – если повезет – апельсиновые закаты. Но вместо этого мы затащили огромную супружескую кровать в комнату, расположенную напротив той, где жил маркиз де Сад. С неработающим камином, белыми стенами и отсутствием какой-либо мебели новая спальня выглядела пустой, но солнечной. Я поставила свадебное фото на каминную полку и убедила себя, что комната начинает обретать индивидуальность. Мы решили пользоваться шкафами в мрачном обиталище бывшего хозяина, куда также влезли комоды, мой степпер и велотренажер Филиппа.
Я убралась в бывшей детской, выкрасила стены в красный цвет и объявила, что это будет мой рабочий кабинет. Когда-то мне приходилось довольствоваться дубовым столом на кухне, потом я «доросла» до письменного стола в спальне. Так что эта комната стала лучшим рабочим местом за все тридцать лет моей писательской карьеры. Теперь меня не будет отвлекать телевизор, и я наконец научусь укладываться в сроки, о чем мои работодатели из газет и журналов мечтали уже который год. Тем более что недавно я взялась за книгу о Клео.
Это было еще одной причиной, по которой я не хотела брать в дом новую кошку. Когда я писала о
Клео, мне казалось, что она жива. Устроившись перед компьютером в новом кабинете, я почти почувствовала, как она трется о мои ноги. При этом уверенность в собственном таланте на тот момент у меня была практически на нуле. Хотя я посылала наброски книги многим агентам и издателям, они до сих пор никого не заинтересовали. Я решила, что буду ходить на курсы писателей по выходным. Вдруг это поможет?
Во время первого занятия я не произнесла ни слова, буквально раздавленная талантом других студентов, по большей части любителей. В конце урока нас попросили зачитать идеи для книги. Я черкнула пару абзацев о Клео и вышла вперед. Когда я закончила, все молчали. А потом начали задавать вопросы. Люди хотели знать, что случилось с кошкой – и с нашей семьей. Кто-то сказал, что купил бы такую книгу. В тот момент я поняла, что у истории Сэма и Клео есть будущее.
