— Николай. — Он неловко ткнулся мне навстречу ребром ладони.
— Ирина.
Вид у него был совсем не сантехниковский. Костюм-тройка, накрахмаленный воротничок рубашки подпирает гладковыбритый подбородок. Господин, только что из офиса. Только рука жесткая, мозолистая.
Нетипичный сантехник молча вынул из пакета зеленый пластиковый передник и толстые резиновые перчатки до локтей. Протекающий кран в кухне починил в считаные минуты. Роза Федоровна, оттолкнув замешкавшуюся меня, успела за это время накрыть на стол.
Николай пошуршал в прихожке пакетом и все так же молча подал мне коробку конфет «Птичье молоко». Поставил на стол бутылку «Мукузани».
— А где еще две? — не удержалась я.
— Что — две? — не понял он.
— Бутылки.
Николай меня тогда в магазине, конечно, не заметил. А тут поднял глаза, и я поняла — восхищен. Еще бы: похудевшая после болезни, подкрашенная и в кимоно, я сама себе нравилась.
— Что? — переспросил он. Вероятно, подумал, что ослышался.
Я засмеялась:
— Не обращайте внимания. Заговариваюсь иногда…
Пришел сынуля и принялся откровенно разглядывать сантехника. Тот забеспокоился, затикал глазом. Я пнула Лерку под столом и тотчас схлопотала в ответ. К счастью, нижняя возня никак не отразилась на учтивом лице сына. Моя выучка.
Вначале беседовали о погоде, потом о предстоящих выборах и ценах на продукты. Стандартный набор тем перед примеркой к более близкому знакомству.
— Николай разведен, — быстро выпалила бабка в паузе. Дождалась момента.
Сын славной Веры Васильевны покраснел.
— Какое удачное совпадение — мамуля тоже разведена, — артистично всплеснул руками Лерка.
— Валерий, сегодня по телевизору фильм с твоими любимыми вампирами, — напомнила Роза Федоровна, оскалив роскошную вставную челюсть.
— Да-да, конечно. Я его у Нинки посмотрю. Там и переночую. Мамуля, бабуля, целую ручки, спок. ночи. Чао, Николай… э-э…
— Семенович, — подсказал сантехник.
— …Симеонович. — Леркино лицо изобразило верх любезности. — Мне теперь завтра прийти, Николай Семидронович, или через неделю? Вы же, надо полагать, надолго задержитесь, Николай Семизвонович? Вам же для полного счастья еще толчок в туалете поменять придется, да, Николай Семипупович? — Последнее Лерка выкрикнул уже за порогом.
— У мальчика переходный возраст, десятый класс, отца нет, вот и распустился, вы, пожалуйста, простите, — голос у бабки многочастотный, как у вьетнамца, одновременно сконфуженный и заискивающий, — фильмы американские любит смотреть про зомбей и мертвецов, — это выпад уже в мою сторону.
Вслушиваясь в затихающий перестук Леркиных скачков по лестнице, я напряглась… И меня понесло. Может, не полностью оправилась после компота?..
Я говорила что попало, а сама в бешенстве гадала, к какой из Нинок ушел сын. Если к однокласснице, то ничего, но если к шалаве-Нинке из соседнего подъезда… Я грубо сказала Розе Федоровне, что величайшая глупость с ее стороны — брать на себя обязанности свахи, пользуясь для организации случки бытовыми неполадками. Пусть вспомнит, кем она мне приходится.
Бабка с сантехником растерялись. Пока они пребывали в ступоре, я предположила, что являюсь не первой незнакомой женщиной, кому Николай преподносит «Мукузани» с целью заманить в постель. Однако здесь-то не на такую напал, стало быть, — до свидания, бонжур, ауф-видерзейн, наше вам с кисточкой, с огурцом-с… В общем, «по плодам их узнаете их». Евангелие от Матфея.
Лерка нарисовался почти сразу же, едва за Николаем закрылась дверь. Под лестницей, наверное, прятался. Развязно осведомился, раскидывая грязные ботинки:
— Как женишок, мамуля?
…Это была первая пощечина в жизни сына. И в моей. Дернувшись, Лерка уставился на меня, будто не веря. Вместе с ударенной покраснела и вторая щека.
Дальше было то, чего я никак не ждала. Мне не прилетело обратно. Сын не заругался матом, не хлопнул дверью, уходя навсегда. Он просто сел на пол и разревелся, как маленький.
Роза Федоровна птичкой запрыгала вокруг, запричитала, не зная, что делать: «Мальчик, мальчик…» Только тогда я, невнимательная, эгоистичная мамаша, по макушку утопшая в личных переживаниях, заметила под носом у мальчика пробивающиеся усы.
Я присела с ним рядом и обняла — кажется, опять-таки в первый раз в его тинейджерской жизни.
— Прости.
— Мам, это я дурак, — прорыдал Лерка. — Хочешь, я отца убью?
— Не надо. Пусть живет…
— Ну да, пусть живет, у него же теперь будет другой сын, есть для кого жить…
— А у тебя будет братишка.
— На фиг он мне нужен…
— Это не он тебе, это ты ему нужен — старший брат.
— Мамуль, ну что ты говоришь! Нам и так хорошо… И никого не надо, правда?
— Правда, — сказала я.
И запнулась.
Лерка насторожился. Но мне удалось незаметно перевести опасный разговор в другую плоскость: перешли на Леркиных одноклассниц, на Нинку первую и Нинку вторую — шалаву. Сын сказал — она раньше приходила к Светке, и он с ней в «города-реки» играл всего каких-то четыре года назад. А я Нинку девочкой и не помню.
Давно мы с сыном не болтали так хорошо и долго. До часу ночи просидели в прихожке на полу, аж спина затекла. А Роза Федоровна (я знаю) подслушивала, томясь от ревности у дверей зала, закутанная в шаль поверх пижамы.
Я легла и только задремала, как старуха гаркнула:
— Если он тебе не понравился, так и скажи!
— Кто? — спросонья, я не поняла, о ком речь.
— Сын Веры Васильевны.
— Боже ж ты мой, да забыла я его уже…
— Значит, не понравился… А знаешь, — оживилась бабка, — сын Галины Анатольевны, Иннокентий его зовут, очень хороший человек.
— Искренне рада за Галину Анатольевну-а-а-у…
Я не смогла сдержать громкий зевок и от лени сплагиатничала Светкино:
— Вы, Роза Федоровна, как бомбардировщик налетаете и спать не даете…
Утром все было как всегда. Настолько как всегда, что мне захотелось плакать. Лерка в кухне коротко кивнул вместо приветствия. Уткнувшись в ярко размалеванный журнал, он нечеловеческими кусками поглощал приготовленные бабкой бутерброды. Роза Федоровна размешивала серебряной ложечкой кофе и, сидя сбоку, с обожанием смотрела на правнука.
— Иришк, — перевела она млеющий взор на анонс на обложке. — Что такое «термоядерный адюльтер»? Почему термоядерный?
— М-м-м…
— Не слышу, скажи громче!
— Зачем вы ко мне с дурацкими вопросами лезете? — вспылила я, мгновенно вспомнив, кто кому кто. — У внука своего спрашивайте!
