Почему, может быть, девочки ненормальные? Ну… все немного ненормальные, а между ними с детства установилось — Фира заказывает музыку, Фаина пляшет. Такая долгая история между ними, слишком долгая, чтобы разобрать все ниточки по одной. Фаина любит подругу, возможно, самой страстной безоглядной любовью, на которую способна, и у нее, очевидно, есть некоторое чувство вины за нынешнее, так ярко неравное положение. У одной достаток, карьера, квартира, муж профессор, у другой долги, коммуналка, муж-неудачник. Бедная Фирка, она руководствовалась в жизни простым правилом: за каждым плохим поступком следует наказание, за хорошим награда. Но где ее награды? Фира, так страстно боровшаяся за правильность жизни, за все, что Фаине досталось без усилий, во всем проиграла, и от ее усилий ничто не зависит, хоть разбейся: Илья не защитится, отдельной квартиры не будет. Дело не в вульгарной зависти, Фирка независтливая, не мучается их материальным достатком, здесь другое — растерянность бегуна, взявшего правильное направление и уткнувшегося в стенку носом… Но как-то они между собой установили равновесие: у Фаины есть все, чего нет у Фиры, зато у Фиры ребенок — гений.
Лева — ее реванш, главное достижение, и что же, лучшее, что у нее есть, вот так просто взять и отдать? Ведь у Фаины и так есть все… а теперь еще и Лева?! Это как будто незаслуженно разделить чужой успех. Кутельман усмехнулся — если бы его мысли были открыты Фире, она убила бы его, разорвала на части — как можно подозревать в ней такую гадость! Но это не была гадость, просто жизнь, и все ли его мысли так красивы, чтобы в любую минуту он мог открыть их людям? Он любит ее всю, со всеми ее чувствами, явными и подсознательными, красивыми и не очень… Месяц назад они с Фаиной болели гриппом, и Фира, заразившись от них, заболела. И кто с температурой под сорок брел по их квартире, держась за стены, с чаем ему и Фаине, кому температура не температура, кто всегда может?
Ну, а «не говори Фаинке» означало: Фира не хочет, чтобы Фаина знала, что у блестящего Левы проблемы, что у нее плохо в том единственном, что всегда было прекрасно… Вот бесовское самолюбие! Маленькая моя, погрузневшая, с яркой, седой в черных волосах нитью… Бедная, маленькая, за целую жизнь не заметила его любви, ведет безуспешную битву за первое место в Левиной жизни… Если бы Таню нужно было вынести из огня, Фира бы вынесла, если бы нужно было отдать ей последнее, отдала бы все… Все, но не Леву.
— Эмка! Ты не будешь молча смотреть, как он рушит свое будущее! — энергично сказала Фира.
— Но что я могу сделать?..
Беспомощная интонация напомнила Фире Илью, и она досадливо вздохнула — мужчины… даже самому лучшему из них приходится говорить, что он может.
— Ты поговоришь с Таней. Таня скажет ему, что она его любит. И заставит поехать на олимпиаду. Скажет, что будет любить его, только если он поедет.
Кутельман улыбнулся. Слава богу, пришла в себя! Ну, Фирка, ну, молодец! Ведет себя как хороший полководец: отступает, но не сдается. Мгновенно признала легитимность этой детской любви, смирилась с Таниной ролью в Левиной жизни, с тем, что она уже не первая, и хочет временно передать Тане свои функции — велеть, запрещать, любить, торговаться… В ее голосе всегдашняя уверенность, что все, что она хочет, — можно.
— Но как же?.. Разве мы можем вмешиваться?.. Просить, велеть… они же не марионетки… Если она его не любит?.. Тьфу, черт, Фирка, почему мы должны в этом копаться? Я сам с ним поговорю, убежу его, убежду… тьфу, черт!
— Эмка, нет! Попроси ее! Заставь! Пусть скажет, что любит!.. Она хорошая девочка, послушная девочка… Она его заставит, я знаю, я чувствую, я же мать!.. Эмка, пожалуйста!..
— Но… все же это как-то… Смотри, светает…
Кутельман подумал: «Вот и прошла сиреневая ночь, наша ночь любви» — и тут же стыдливо поморщился. Больше всего на свете он стеснялся пафоса, даже мысленного, особенно мысленного. Наверное, он мог бы сказать «люблю», но даже мысленно всерьез произнести «ночь любви» — фу!.. Чем думать глупости, лучше он сделает глупости — поговорит с Таней. Вот уж очевидная глупость, но с Фирой не поспоришь.
Но это была ночь любви! Единственная ночь любви в их стерильных отношениях, единственный раз, когда на долю секунды между ними возникло любовное напряжение, профессор Кутельман впервые почувствовал практическое влечение, и Фира — пусть она не успела заметить, что она ему ответила, — но она ответила! Но, конечно, дело совсем не в этом — если Кутельман и молился богу любви, то, как Цветаева, другому богу любви, не Эросу, и Фира молилась другому богу любви. Всю ночь они просидели, держась за руки, как будто Лева их общий ребенок, воплощение их любви, почти не разговаривали, перебросятся фразой и опять замолчат, Фира скажет полуфразу, он кивнет, — вот такая ночь любви.
— …Эмка?.. Знаешь что? Я не могу жить без тебя… — сказала Фира.
Иногда слова имеют прямой смысл, ее «я не могу жить без тебя» означает не «я тебя люблю», а именно «я не могу жить без тебя». Кутельман кивнул, рассеянно, чуть заметно, как будто в автобусе пропустил вперед незнакомую женщину, и в ответ на ее «спасибо» кивнул — не стоит благодарности.
Альтернативный фактор
— Таня, вставай, тетя Фира пришла, — позвала Фаина.
Фира пришла вслед за Кутельманом, он не успел выпить кофе, как она уже звонила в дверь. Раннее утро не самое лучшее время для создания и разрешения драматических ситуаций, но Фира не могла ждать. Как она вообще могла доверить Кутельману такое важное дело?! Эмка будет медлить, а решившись наконец, начнет мямлить, в общем, все будет не то и не так. Лучше она сама — и нельзя терять ни минуты. Лева сказал «с математикой покончено» сгоряча, и чем дольше он сидит у Виталика — мальчишки пьют вино, философствуют, — тем больше сгоряча превращается в решение, в игру вступают упрямство, самолюбие — «ни за что не перерешу» и прочие глупости. Нужно подсечь дурную траву на корню, остановить Леву немедленно, пока это еще может остаться нервным выкриком… Да, так и нужно к этому отнестись, это был нервный срыв, не более того. Она вела себя глупо, глупо принимать Левины слова всерьез, глупо поддаться самолюбивому желанию скрыть эту детскую историю от Фаины, глупо ждать — нужно действовать!
Таня в пижаме, не умывшись, не причесавшись, ринулась на кухню — тетя Фира пришла!
…Фира, непривычно некрасивая, отекшая, Фаина с торжественным лицом, Кутельман с выражением лица «я тут ни при чем» сидели за кухонным столом, втроем по одну сторону, Таня, в своей фланелевой пижаме в зайчиках, стояла перед ними, как подсудимая на суде присяжных, — бедный испуганный заяц, глаза, уши, дрожащий хвост.
— Эмка! — сказала Фаина, словно натягивая резинку рогатки.
— Э-э… да… что?..
— Хорошо, я сама. Таня, мы с папой как интеллигентные люди не вмешивались в ваши с Левой отношения. Но ты ведь понимала, что мы их не одобряем?.. Когда встречаются люди равного масштаба, отношения имеют будущее, но Лева и ты — это все равно что…
