– О чем? – удивилась Настя.
– О том, что сказал Ольшанский. Я только в кабинете у
Виктора Алексеевича в первый раз об этом услышал.
– Ох, Мишенька, простите меня, ради бога! –
спохватилась Настя. Она и в самом деле до начала оперативки не успела
поговорить с Мишей, а теперь получалось, что она отстранила младшего товарища
от дела, ничего ему не объясняя. – Понимаете, свалить вину на покойника –
дело некрасивое, но, к сожалению, весьма распространенное. Ольшанский
подозревает, что шантажист Лыков может говорить неправду и сведения об
усыновлении он получил вовсе не от Галактионова. Проверить это очень трудно, но
Ольшанский вцепился в это дело как собака в кость и хочет, чтобы мы по
возможности ему помогли. Мы имеем с одной стороны мужа и жену Красниковых, а с
другой – Галактионова, якобы обладавшего информацией об их семейной тайне. И мы
должны попробовать провести линию между ними. При этом мы договорились, что
Константин Михайлович будет двигаться нам навстречу со стороны Красниковых и их
окружения, а мы, в свою очередь, еще раз проанализируем круг знакомых
Галактионова, на этот раз с точки зрения контактов с теми, кто соприкасался с
Красниковыми. Идея понятна?
– Вот теперь понятно, – облегченно улыбнулся
Доценко.
– Ну, раз понятно, тогда начнем. Несите мне все, что у
вас есть по Галактионову, я пока начну приводить это в систему, а вы, Мишенька,
отправляйтесь к свидетельницам, которых допрашивал Лепешкин. Придумайте
какую-нибудь убедительную сказочку, заморочьте им голову, но постарайтесь их
разговорить. Ни один из тех, с кем мы беседовали, не сказал ни слова, из
которого можно было бы догадаться, откуда у Галактионова сведения об
усыновлении. Никто не упоминал ни о связях в органах загса, ни о роддомах, ни о
Саратове, где родился и был усыновлен мальчик. Ну не во сне же ему это
приснилось, правда? Должен быть кто-то, кто сказал ему об этом. Вот этого
«кого-то» мы с вами и должны вычислить.
Получив от Михаила все блокноты с записями по делу
Галактионова, Анастасия Каменская заперлась в кабинете, сварила себе еще кофе,
убрала со стола все лишнее и с головой погрузилась в изучение списка людей, с
которыми так или иначе был связан Александр Владимирович Галактионов.
6
Инна Литвинова, невысокая, широкоплечая, крепко сбитая,
легко поднималась по лестнице, неся в одной руке объемистый портфель, в другой
– тяжелую сумку с продуктами. Открыв дверь своей квартиры и войдя в прихожую,
она сразу поняла, что Юля дома.
– Котенок! – радостно позвала она. – Я
пришла!
Ей никто не ответил. Инна быстро сбросила грязные сапоги и,
даже не сняв короткую шубку, стремительно ворвалась в спальню. Юля лежала в
постели с книжкой, ее длинные светло-рыжие волосы казались золотыми на фоне
голубой наволочки, а выражение смазливого личика было недовольным и скучным.
– Котенок, ты чего не откликаешься? Ты плохо себя
чувствуешь? – заботливо спросила Инна.
– Нормально, – вяло протянула Юля.
– Сейчас я приготовлю ужин. Хочешь салат с крабами? Я
купила…
– Да ну, – все так же вяло протянула
девушка. – Я хочу шампиньонов, я тебе еще вчера говорила. Курицу хочу с
шампиньонами. И креветок в кляре.
– Я все купила, котеночек, не злись, я сейчас все
сделаю, – засуетилась Инна.
– Да? – Юля заметно оживилась. Просто удивительно,
откуда в этой юной девушке была такая непреодолимая страсть к изысканной кухне.
Она ела немного, была очень стройной и изящной, но претензии по части кухни у
нее были поистине княжеские, и она знала, что Инна в своей слепой любви к ней
готова на все, лишь бы доставить ей удовольствие.
Ужин Инна принесла ей в постель. Сидя рядом на краешке
кровати, она с умилением наблюдала, как Юля с аппетитом ест крупные креветки в
кляре, обмакивая их в специальный соус.
– Вкусно? – с надеждой спросила Инна.
– Нормально, – безразличным тоном ответила
девушка. – Ты мне обещала, что мы поедем на Средиземное море, где в
ресторанах подают устрицы, креветки и омаров. Когда мы поедем?
– Скоро, котеночек. Скоро у нас будет много денег,
очень много. Я, может быть, не смогу с тобой поехать, но ты ведь и одна
съездишь, правда?
Инне очень хотелось услышать в ответ сожаления по поводу
невозможности поехать на Средиземное море вместе. Но она, как, впрочем, и
ожидала, услышала совсем другое.
– Ладно, я и одна не пропаду. Так даже лучше. Так когда
я поеду?
– Я не могу сказать точно. Я думаю, что получу деньги в
течение двух, самое большее – трех месяцев. Сейчас январь, значит, наверное, в
мае ты уже сможешь ехать.
– Договорились, – повеселела Юля, – в мае я
еду в Италию, на море, есть устрицы.
Инна тщательно перемыла на кухне всю посуду, протерла мокрой
тряпкой пол. Ей приходилось тщательно следить за чистотой в квартире, потому
что Юля обожала ходить босиком и по целым дням не снимала белых, нежно-голубых
или розовато-сиреневых пеньюаров, и не дай бог на кухонном столе останется
непросохший след от чашки с кофе или от розетки с вареньем.
Закончив уборку, она отправилась в ванную. Сняв юбку и
темную строгую блузку, она осталась в одном белье и по привычке окинула себя
взглядом в зеркале. Прямые плечи, мощный торс, полное отсутствие талии и узкие
сильные бедра. Лицо некрасивое, грубоватое. Коротко остриженные волосы с ранней
сединой. Да, Инна Литвинова, до красавицы тебе далеко, но это не так уж и
важно. Мужик и не должен быть красивым, вполне достаточно, если он чуть-чуть
лучше обезьяны.
Стоя под душем, она с нежностью подумала о Юле, о ее золотых
волосах и молочно-белом теле на голубых простынях, и почувствовала, как внизу
живота возникла приятная ноющая тяжесть. Юлечка… Юленька… Котеночек…
Глава 2
1
Дима Красников родился в 1979 году в Саратове. Его мать,
Вера Борисовна Боброва, так и не вышла замуж, но, защитив диссертацию и
построив себе кооперативную квартиру, в сорок три года решила, что нужно
рожать. Родители ее были уже старенькими, и перспектива остаться совсем одной
на этом свете Веру Борисовну ужасала.
Она поехала в южный санаторий «за беременностью», но в
первый раз ей не повезло. На следующий год она повторила попытку, но снова
неудачно. Ей хотелось родить ребенка от здорового непьющего мужчины, а такой
нашелся лишь под самый конец ее пребывания в санатории, и хотя и удалось
затащить его в постель, но забеременеть Вера снова не успела. Третья поездка
оказалась успешной, правда, врач предупредил, что первые роды в сорок пять лет
– дело весьма опасное. Отец Веры к этому времени умер, оставалась мать, которой
было уже за семьдесят и которая здоровьем похвастаться не могла. Перспектива
полного одиночества была такой близкой, что Вера рискнула пренебречь советом
врача, хотя тот очень и очень советовал ей подумать, показывал результаты
анализов, кардиограмму и говорил о высокой вероятности неблагоприятного исхода.
