– Выясняй, – кивнул Айрумян. – Все, что
знаю, – расскажу, попугайчик мой пестрокрылый.
– По-моему, я больше похожа на старую общипанную
попугаиху, – отшутилась Настя. – Мне нужны сведения о мужчинах
примерно 35 – 38 лет, высоких, худосочных, доставленных в морги в связи с
внезапной смертью. К вам они могли и не попасть, если причина смерти явно не
носит криминального характера.
– За какое время?
– Начиная с 29 сентября и по сегодняшний день. Вы можете
написать мне перечень причин смерти, на который я смогу ориентироваться,
обзванивая морги и больницы?
– Могу, ягодка моя, дедушка Гурген все может, но вряд ли
тебе это нужно.
– Почему?
Он сделал такое лицо, какое бывает у фокусников перед тем,
как сдернуть шелковое покрывало и предъявить изумленной публике трех поросят
вместо ожидаемых пяти кроликов.
– Потому что я сам лично делал вскрытие Берковича Станислава
Николаевича, доставленного в аккурат 29 сентября и скончавшегося внезапно прямо
на улице неподалеку от собственного дома. Проляпс митрального клапана.
Мгновенная смерть.
– Не может быть! – едва слышно выдохнула Настя, не смея
поверить в удачу. Хотя по законам теории вероятностей ничего
сверхъестественного в этом не было, потому что на поиски психа среди
криминальных трупов было затрачено очень много усилий, а постигшую ее неудачу
Настя переживала весьма болезненно.
– Очень даже может, золотко мое. Именно высокий, именно
худосочный, малокровный, типичный носитель врожденного порока сердца. В причине
смерти я не сомневался и сейчас не сомневаюсь, ты же знаешь, я к старости стал
подозрительным, все по десять раз перепроверяю. Никто его не убивал. Но кто-то
его очень сильно напугал.
– Откуда вы знаете? – встрепенулась Настя.
– У него на щиколотке довольно большой след, образовавшийся
от удара, нанесенного практически в момент наступления смерти. След этот такой,
что… Ну, короче, тебе эти премудрости ни к чему, главное – он не мог сам
удариться обо что-нибудь. Его ударили по ноге. Может быть, хотели сбить с ног,
тут уж у меня фантазии не хватает, я человек сухой и мрачный, придумывать не
умею. Аккурат в этот самый момент у него сердечко и остановилось. Я Берковича
этого потому и запомнил, что в своем заключении про след от удара написал и все
ждал, когда мне следователь позвонит, объяснений попросит каких-нибудь, что ли.
Так и прождал. Потом спросил любопытства ради, а его, бедолагу, уж и схоронили
давно. Видно, никакого криминала не усмотрели. Тебе копию заключения показать?
– Обязательно.
Она крепко зажмурилась и скрестила пальцы на засунутых в
карманы руках. Вообще-то Анастасия Каменская не была очень уж суеверной, но
иногда… «Господи, сделай так, чтобы это был он. Пусть он будет в
светло-коричневом плаще. Пусть на его нижнем белье будут следы. Следы
обязательно должны быть. Я так хочу, чтобы мне наконец повезло и в этом
проклятом деле хоть что-нибудь прояснилось…»
Идя вслед за Айрумяном из секционной в его кабинет, она
мысленно твердила заклинание, держа пальцы по-прежнему скрещенными. В кабинете
Гурген Арташесович открыл сейф и достал папку с копиями документов.
– Вот, смотри, рыбка моя вуалехвостая, твой дружок
Беркович-то имел проблемы по части секса.
– Почему вы решили? – шепотом спросила Настя, у которой
от волнения вдруг пропал голос. Она громко откашлялась, прочищая горло.
– На трусах следы спермы. Как ты думаешь, откуда возьмутся
следы спермы на нижнем белье у человека, возвращающегося с работы? Да еще в
таком изобилии. Если мужчина, прости за подробности, совершает половой акт и
одевается, забыв принять душ, следы тоже остаются, но совершенно не такие,
можешь мне поверить. Биохимический анализ может дать точный ответ на вопрос,
был ли это акт любви с женщиной или, пардон, с самим собой.
– Во что он был одет?
– Плащ светло-коричневого цвета, ботинки черные, костюм
темно-серый в полоску, «тройка», сорочка белая, галстук, белье.
Настя вскинула вверх руки в победном жесте футболиста,
забившего гол, кинулась на шею к грузному пожилому эксперту и тихонечко
закричала:
– Я его вычислила! Я все-таки его вычислила! Ай да Аська, ай
да умница!
– Нет, Анастасия Каменская, ты не умница, –
одобрительно похлопывая ее по спине, проворчал Айрумян. – Ты совершенно
чокнутая. Вычислила покойника трехнедельной давности – и счастлива, будто
выиграла миллион долларов.
2
К вечеру Настя почувствовала себя совершенно разбитой.
Народная поговорка «разом густо – разом пусто» оправдывала себя и в оперативной
работе, когда какое-нибудь дело тянется томительно долго, не двигаясь с места,
и все усилия кажутся напрасными, направленными «не туда»; с каждым днем тает
оптимизм, исчезает надежда, слабеет желание довести начатое до победного конца,
и вдруг в одну секунду все меняется, нужно спешно принимать новые решения,
менять схемы, а главное – делать все очень быстро. И ведь что любопытно: такой
прорыв почему-то случается по нескольким делам одновременно, и в такие дни
Насте казалось, что весь ее организм превращается в компьютер с нервами,
работающий с «запредельной» нагрузкой, что еще чуть-чуть – и в цепи произойдет
замыкание, машина сгорит и навсегда выйдет из строя. Но нагрузка тем не менее
продолжала увеличиваться, а компьютер по-прежнему безотказно работал, что
неизменно повергало Настю в изумление. Поистине, резервы человеческие
безграничны. Только почему-то к вечеру она была полумертвой от усталости.
Днем позвонил Денисов. Настя даже не ожидала, что так
обрадуется его звонку.
– Как там мои ребятки? Нареканий нет? Справляются?
– Что вы, Эдуард Петрович, ваши ребятки – высший класс. Нам
бы таких, – искренне ответила она.
– Не грешите, Анастасия, ваши люди ничуть не хуже. Просто вы
бедные, поэтому у вас их мало. И на технику денег нет. Известно же, что,
пытаясь экономить на правосудии, государство обрекает себя на новые
человеческие жертвы.
– Вы, как всегда, правы, – вздохнула Настя.
– А как ваши успехи? – поинтересовался Денисов. –
Польза есть какая-нибудь от вашей затеи?
– Пока сама не понимаю. Как сказал бы ваш Бокр, эпидерсия
какая-то.
Денисов расхохотался в трубку.
– Он уже и вас заразил своей «куздрой», да? Вообще-то он
золотой мальчик, толковый, творческий. Можете смеяться, но еще и патологически
честный.
– Ну да? – усомнилась она. – А срок за грабеж?
– Так то когда было! Юношеская глупость. Поверьте мне,
Анастасия, он – хороший мальчик.
– Ничего себе «мальчик», – усмехнулась она. – Он,
наверное, мне ровесник, если не старше.
– Ну, деточка, – благодушно заурчал Эдуард
Петрович, – мне уже столько лет, что все, кто моложе пятидесяти, для меня
– дети. А Бокра вы берегите.
