Краем глаза заметил: замок в калитке был. Обычный. Для длинного ключа с бороздкой. Простой довольно замок. Скорей всего калитка возникла не по генплану, а по жизни. Кому-то – тому же Мэру – понадобился близкий выход на трассу для бега. К общей сигнализации неплановый вход-выход не успели подключить, или не дотумкали, что странно. Но – факт. И еще странно: Пастух вчера был здесь около шести утра и не видел, чтоб кто-то из охраны отпирал калитку. Выходит, не заперли на ночь.
Еще одна вольность, позволенная себе Мэром?
Не жалеет он себя, ох, не бережет…
Хотя открыть самый витиеватый калиточный замок – как два пальца об асфальт.
Протрясся по грунтовке, выбрался на шоссе. Ехал – прикидывал: с Мэром что-то худо-бедно вырисовывается, а вот что с его женщинами делать? Та, левая, молодая и несытая, где-то в отъезде. Вот-вот вернется. Лучше бы не возвращалась покамест. Ничего личного, просто она, вернувшись раньше срока, может невзначай вмешаться в план Пастуха. Да если даже и в срок, тоже хреново. Соседка сказала: в среду она приезжает. Или в четверг – на крайняк. Не к месту и не ко времени. Среда, как решил Пастух, станет последним днем его пребывания в Городе-на-Реке. По задумке финал этапа – четверг, пятый день, но зачем тянуть, если он, Пастух, все сможет успеть к ночи со среды на четверг. Или, лучше, к позднему вечеру среды. Надо подумать, как и где удержать даму сердца фигуранта. Без насилия, разумеется. Случай выстроить, время пока есть.
А жена…
Вот ею Пастух и займется сегодня, она для него пока – femina ignota, если по латыни. Откуда латынь и уже не впервые? Да оттуда же, откуда он сам – из войны. В горном селе в разваленном снарядом доме учителя словарь целым нашел. Русско-латинский. Какое-никакое, а все – занятие, когда сон не прет.
Жена Мэра сейчас наверняка – на работе. В своем кабинете, который, знал из досье Пастух, имел достойное место в шестиэтажной стекляшке заводоуправления, где милая и умная дама управляла своим нехилым заводом и всеми остальными собственными активами. Раз бизнес у дамы шел шоколадно, значит, Бог женщину разумом не обделил. Это славно: ей дальше одной жить. И сына растить…
Хотя, может, опять замуж выйдет. Невеста – на диво.
Судостроительных заводов, заводиков, конструкторских бюро etc. в Городе было – тьма тьмущая. Тем Город, в принципе, издавна славился и славы не потерял. До «мэрского» предприятия ехать пришлось трудно: далековато от центра, и дороги посреди дня забитыми оказались. Что нынче нигде никому в Державе не удивительно. Пастух терпеливо продрался до места, запарковался на открытой стоянке недалеко от заводоуправления. Переодеваться не стал. Как был в «смесовом», так и пошел на проходную. Только из бардачка очки взял, обычные, с простыми стеклами, и – нацепил на нос. Мужики на проходной, кроме этих очков ничего не запомнят, если вдруг что-то вспоминать придется.
Хотя, скорей всего, не придется.
По дороге углядел ведро из-под солярки, захватил с собой – до кучи.
На проходной его, естественно, тормознули.
– Ты, очкарик, куда с ведром такой красивый?
– В бойлерную, – серьезно объяснил Пастух, – там протечка, звонили. Извините.
Сзади напирал народ и очень нервничал.
– Проходи, – легко сдался охранник.
Или неуместное «извините» его добило.
Ну и прошел. Заглянул в сортир, поставил ведро у стенки, чтоб забыть, помыл руки. Контингент в сортире был занятой, никто на Пастуха внимания не обратил. А он его и не привлекал, внимания. Потопал пешком на шестой этаж: не спрашивать же у прохожих, где жена Мэра сидит. Сам, прочесывая этажи, потихоньку найдет, спешить пока некуда.
Жена Мэра – а по табличке, председатель Правления «ООО» такого-то – имела законное место на третьем этаже. Этаж, в отличие от шестого, пятого и четвертого, быстро пройденных Пастухом, был чист и пуст. Только в конце коридора у торцевого окна стояли какие-то люди, о чем-то говорили. Не до Пастуха им было. И ему – не до них. Открыл тяжелую, еще с прежних строгих времен сохранившуюся дубовую дверь с медной табличкой, и оказался в приемной.
Там тоже был народ. Не в пример сортирному люду, здесь никто не торопился, сидели по стульям чинно, ждали, когда их по очереди или скопом примет госпожа Председатель.
Секретарша, сука кабинетная, всполошилась:
– Вы это к кому?
– А где здесь бухгалтерия? – спросил Пастух.
– Второй этаж! – гавкнула сука.
– Ой, извините, извините, – заволновался Пастух, – я не знал, мне не сказали…
И слинял.
Что зачем-то решил увидеть – зачем-то и увидел. Вопрос: зачем? А он и сам не знал. Амбьянс, что ли, местный захотел учуять? Ну, учуял, и что? Сыростью пахло в офисе, краской, а еще потом, пылью и страхом. Пастух знал, как страх пахнет. С детства знал. И с детства ненавидел его и давил в себе.
Додавил? Хотелось верить.
А на женщинку-то, на Хозяйку, все же невредно было бы глянуть. То, что в бинокль видел, всего лишь картинка. И хватило бы, но почему-то мнилось: непроста она. Посложнее мужа будет. Тем более что точно – будет. Одна. И одной ей придется удерживать то, что муж накопил правдами и неправдами. Пусть удержит, лично к ней Пастух ничего не имел.
Надо бы узнать ее рабочее расписание: когда в офис прибывает, когда из офиса убывает, как часто офис среди дня покидает и надолго ли? В досье об этом ничего не было.
Где узнать, у кого?
Лучший вариант, конечно, у нее самой, но это – мимо. У суки-секретарши? Сама не скажет, а на любовные либо силовые варианты времени нет. И права тоже нет. Но существует уж совсем иной ход, простой до усрачки и, кстати, многажды проверенный: водитель Хозяйки…
Водители – они много чего знают. Те, кто на заднем сиденье, водителей в упор не видят. Робот – и робот, чего его замечать, а тем более стесняться. А роботы все слышат, на ус мотают и говорить справно умеют. Когда ненавязчиво разговоришь…
На выходе давешний охранник полюбопытствовал:
– Ну что, мужик, устранил протечку?
– Устраняют, – не стал брать на себя несуществующие заслуги. – Я им там ведро оставил.
Главное – внятно объяснить, что сделал, а человек пусть подумает над услышанной информацией, есть над чем.
В машине снял рабочий камуфляж, спрятал в багажник: как отъедет от завода подальше, так и выкинет одежку в мусорный контейнер, малое свое она отработала. Слазил в бардачок, достал оттуда серьезные мужские наручные часы отечественной сборки на стальном браслете, не новые, но в хорошем состоянии. Из своего «подарочного фонда», который регулярно и аккуратно пополнял: мало ли кто и зачем в пути встретится. Снял свои – такие же, только на сильно потертом от постоянной носки ремне, спрятал в бардачок, а «подарочные» на руку надел. Запер машину, пошел назад – на хозяйскую автостоянку при входе в заводоуправление.
