С годами у Сережи развилось абсолютное неумение и нежелание
думать о последствиях своих поступков, смотреть хотя бы на шаг вперед. Он делал
все, как считал нужным, предоставляя родителям почетное право исправлять его
опрометчивые, а порой и опасные шаги. Результатом явилось то, что у психологов
называется аффективной дезорганизацией мышления. В стрессовой ситуации мозги у
Сережи отказывали, он плохо соображал, начинал говорить и делать глупости. А
стрессом для него становилось любое изменение обстановки, которое требовало
внимания, осмысления, реакции, принятия решения. Малейшее психологическое
напряжение становилось для него невыносимым.
После армии папа устроил Сергея в Институт международных
отношений. В МГИМО учились преимущественно дети высокопоставленных родителей, у
которых хватило связей «поступить» своих чад сразу после окончания средней
школы, поэтому прошедших армию студентов было немного. Они привлекали внимание
своей взрослостью, знанием армейского быта, сальными анекдотами, разговорами о
бабах и пьянках, замашками, сильно отдающими «дедовщиной». Их внимания искали,
их уважали, к ним прислушивались.
Из своего окружения Сергей особо выделял Аркадия
Никифорчука, так непохожего на него самого. Аркадий вырос за границей в семье
дипломата, детство провел за книжками, роялем и изучением языков, общался в
основном с матерью, варился в соку ограниченного контингента советской колонии.
10-й класс отучился в Москве и сразу поступил в институт. Вырвавшись на студенческую
свободу, Аркадий, целиком и полностью попавший под влияние Градова, словно с
цепи сорвался. Родители его снова уехали в долгосрочную командировку за рубеж,
предоставив в распоряжение сына квартиру и систематически снабжая его деньгами
и модными тряпками.
После того, что произошло в лесу, Градов и Никифорчук легко
решали проблему выплат мужу пострадавшей, продавая то одно, то другое из
присылаемого Аркашиными родителями барахла. Но Градов, не имея возможности
брать деньги у матери, не хотел вечно одалживаться у обеспеченного салаги.
Идея избавиться от навязчивого вымогателя принадлежала ему.
Тамара Еремина была его знакомой, и ему нетрудно было уговорить Виталия
Лучникова после передачи очередного взноса пойти всем втроем выпить-посидеть «у
одной сладкой бабенки». Тамару напоили быстро до состояния полной невменяемости
и уложили спать, с Лучниковым пришлось повозиться, но в конце концов и его
довели до Тамариной постели. Били кухонным ножом по очереди. Потом сидели в
кухне и ждали, когда Тамара прочухается. Никифорчук ерзал, как на иголках, и
хотел скорее уйти, но Сергей авторитетно объяснил ему, что непременно нужно
дождаться, пока Тамара обнаружит труп, и разыграть перед ней сцену, дабы
убедить ее, что это она, напившись до беспамятства, убила парня. Иначе
неизвестно, как дело обернется.
– Ситуацию нельзя выпускать из-под контроля, – важно
говорил Градов, накладывая себе картошки и отрезая еще кусок хлеба. Только что
совершенное убийство не отбило у него аппетит. Он даже не обращал внимания на
трехлетнюю дочку Тамары Вику, тихонько возившуюся под столом и сопящую над
какими-то своими Малышевыми проблемами.
Ждали долго. Наконец из комнаты послышались звуки, сначала
невнятные, но скоро перешедшие в дикий вой. На пороге кухни возникла
позеленевшая от ужаса Тамара с перепачканными кровью руками. Кровь капала с
пальцев, и она, недоуменно поглядев на руку, как заторможенная, отерла ее о
белую оштукатуренную стену. Зрелище было настолько чудовищным, что Аркадий с
трудом сдержал рвоту. Ему очень не хотелось терять лицо перед лучшим другом, и,
чтобы продемонстрировать самообладание, он схватил с буфета зеленый портняжный
мелок и нарисовал поперек оставшихся на стене кровавых полос скрипичный ключ. В
тот момент он счел свой поступок оригинальным и нестандартным и довольно
рассмеялся. Он мог гордиться собой.
Дальше все шло, как и задумывал Сергей. С криком: «Б…. что
ты наделала, ты его зарезала!» – они кинулись на лестницу, привлекая внимание
соседей и создавая, как выразился Градов, общественное мнение. Приехала милиция,
молодые люди дали показания, и тут только Аркадий спохватился:
– Они записали наши адреса и место учебы. А вдруг они
пришлют в институт телегу, что мы проводим время с алкоголичкой-убийцей? Нас в
три секунды отчислят.
Этого Градов не предусмотрел. Но и не сильно перепугался.
Есть же папа, в конце концов он всегда поможет.
Папе Сергей принялся излагать ту же версию, что и работникам
милиции.
Но Александр Алексеевич Попов слишком хорошо знал сына,
чтобы проглотить такое вранье.
– Это вы сделали? – спросил он без обиняков.
– Ага. А как ты догадался? – Сергей с вызовом посмотрел
ему прямо в глаза. Он уже стал совершенно бессовестным, а постоянная
безнаказанность в прошлом лишила его последних остатков страха перед
родительским гневом.
Отец разъяснил сыночку в емких, образных, но весьма
конкретных выражениях, что тот не прав и совершил весьма дурной поступок. Но
помочь все-таки обещал. И помог.
После окончания института пути Сергея Градова и Аркадия
Никифорчука разошлись. Александр Алексеевич, продвинувшись дальше по партийной
лестнице, добился распределения сына в МГК КПСС. С выездной работой ничего не
получилось, потому что Сергей ленился учить редкие языки, а с английским,
тянувшимся еще со школы, и средненьким французским, кое-как освоенным в МГИМО,
рассчитывать было особо не на что. Сергей вполне удовлетворился распределением,
не спеша принявшись строить свою партийную карьеру. К началу эпохи перестройки
он оброс многочисленными связями и придумал легкий способ зарабатывания валюты,
организовав в Париже кучку молодых голодных литераторов и переводчиков из
эмигрантской среды и поставляя им сырье для литературной обработки и написания
душераздирающих триллеров.
После путча 1991 года, когда одна партия умерла окончательно
и на ее месте, как грибы, стали появляться во множестве новые партии и
партийки, Сергей Александрович с воодушевлением, подкрепленным хорошо
конвертируемой материальной базой, стал ковать новую страницу в своей жизни. И
тут на его пути после многолетнего перерыва возник Никифорчук…
Аркадий прожил восемнадцать лет, прошедших после
распределения, совсем иначе. На последнем курсе он женился на студентке того же
института, худощавой невысокой брюнетке с маленькой соблазнительной грудью и
большими претензиями, из очень хорошей семьи и с очень плохим характером. После
случая в лесу он инстинктивно избегал женщин ярко выраженного русского типа,
крупных, светловолосых, сероглазых и круглолицых, он просто представить себе не
мог, как дотронуться до них, не то что спать с ними. Сам он, – изящный,
высокий, с красивым нежным лицом, привлекал внимание девушек, но из всех
претенденток выбрал ту, которая меньше всего похожа была на русскую красавицу
Леночку Лучникову. Никифорчук, с детства приученный к иностранным языкам, с
удовольствием изучал в институте голландский, что и помогло ему через годдругой
получить назначение в Нидерланды в качестве представителя одного из объединений
Внешторга.
