Поговори со специалистами, посоветуйся с психиатрами,
выясни, как ведет себя больной в таком состоянии, прикинь, куда и зачем девушка
могла бы отправиться.
– А как же первая версия? Насчет махинаций на фирме? Не
будем проверять?
– Анастасия, ты меня умиляешь, ей-крест! – взмахнул
руками Ольшанский. – Разве ты в состоянии одновременно делать и то, и другое? Я
хочу, чтобы ты работала по версии, которая, исходя из материалов дела, кажется
мне более перспективной. Если ты можешь при этом работать еще по одной версии,
я буду только рад. Но, скажу тебе честно, я в это не больно-то верю, пока ты
одна. Гордеев собирается выделять людей на это дело или нет? Где это видано,
чтобы по убийству работал один человек?!
Настя раздумывала, как бы ответить следователю, чтобы не
подвести своего начальника Колобка. Не говорить же Ольшанскому в самом деле,
что у Гордеева появилась информация о нечестности кого-то из сыщиков, поэтому
он не хочет поручать дело никому, кроме нее, Насти, поскольку здесь могут быть
замешаны интересы мафии. Но Константин Михайлович, к счастью, не стал долго
задерживаться на выяснении намерений начальника отдела по борьбе с тяжкими
насильственными преступлениями. Он выразил свое негодование и счел вопрос
исчерпанным. Тем более что наступило время, на которое у него была назначена
очная ставка.
Напряженно глядя под ноги, чтобы не провалиться в лужу по
щиколотку, Настя Каменская медленно брела от автобусной остановки к своему
дому.
Она ужасно уставала в последние дни, ибо ей, привыкшей к
кабинетному сидению, пришлось заниматься обычной работой сотрудника уголовного
розыска: ездить по всей Москве, разыскивая нужные адреса и нужных людей,
разговаривать с ними, и не просто разговаривать, а зачастую и уговаривать, не
просто спрашивать, а упрашивать, чтобы ответили. Что поделать, мало кому
нравится беседовать с милицией.
Результат же Настиных усилий был плачевным: Еремина как
сквозь землю провалилась после 22 октября. Ее не видел никто из тех, с кем она
имела обыкновение проводить время как в дружеской беседе, так и в попойках.
Круг этих людей был не особенно велик, но, кроме такого
постоянного «ядра» давних знакомых, была и довольно обширная группа тех, кто
участвовал в алкогольных мероприятиях нерегулярно, от случая к случаю. Все они
были разысканы и опрошены, и все, как один, уверенно говорили, что после 22
октября Вику Еремину они не видели и по телефону с ней не разговаривали.
Со многими из них общаться было весьма непросто: вместо
того, чтобы рассказывать о своей трагически погибшей знакомой, они пытались
доказать, что употребление спиртного – их личное дело и не является поводом для
вмешательства милиции.
Однако из всех этих бесед Настя вынесла важную информацию:
чем пьянее делалась Вика, тем сильнее становилась у нее потребность кому-нибудь
позвонить. Во время пьянок, длившихся иногда два-три дня, она чуть ли не каждые
два часа звонила Борису Карташову, чтобы заплетающимся языком сообщить ему, что
с ней все в порядке, что все мужики – дураки и сволочи и не имеют права
указывать ей, как жить и сколько и с кем пить. Помимо Бориса, она звонила и
своей подруге Леле, той самой, с которой вместе росла в детдоме. Более того,
она ухитрялась даже несколько раз позвонить на работу, чтобы заверить, что завтра
она непременно появится. Поскольку и начальник Ереминой, и подруга Леля, и
Борис Карташов уверяли, что в период безвестного отсутствия Вика им не звонила,
можно было сделать вывод, что, по крайней мере, в запое девушка в это время не
была. С известной оговоркой: если все трое говорят правду. Если же все они,
такие разные, живущие в разных местах и имеющие мало общего, дружно лгут,
значит, тому есть веская причина. И Настя пыталась понять, что же ей делать в
первую очередь: искать эту таинственную причину, если она, конечно, есть, или
все-таки пытаться обнаружить следы Ереминой.
Вместе с Настей по делу об убийстве работал Андрей Чернышев
из областного управления внутренних дел. Андрей был симпатичным малым,
толковым, расторопным, а главное – имел собственную машину, благодаря чему
успевал сделать за день раза в три больше, чем сама Настя. Он обожал собак, а
со своей овчаркой носился не то что как с писаной торбой, а как с
ребенком-вундеркиндом, постоянно опасаясь, что не правильное питание и уход
могут повлиять на ее умственные способности. Надо, однако, отдать ему должное:
овчарка со странной кличкой Кирилл была идеально выдрессирована, беспрекословно
выполняла все команды и понимала своего хозяина не только с полуслова, а с
полувзгляда и с полувздоха, чем Андрей ужасно гордился. И Настя знала, что
достоинства Кирилла вовсе не преувеличивались. Полтора года назад, во время
задержания наемного убийцы Галла, именно эта собака, повинуясь незаметным
командам хозяина, обеспечила ей, Насте, возможность, не вызывая подозрений
преступника, отойти от опасного места и не мешать тем, кто ожидал его в засаде.
Кирилл делал вид, что собирается вцепиться ей в горло, а Настя, в свою очередь,
делала вид, что очень этого боится, но в итоге, набив на голове шишку, разбив
коленку и сломав каблук, ей удалось благополучно убраться с линии огня.
Внешне Настя и Андрей Чернышев были похожи, как брат и
сестра: оба высокие, худощавые, светловолосые, с тонкими чертами лица и серыми
глазами. Но если Андрей был красивым, то о Насте вряд ли кто-нибудь мог это
сказать. Она не была ни красавицей, ни уродиной, она просто была никакой,
незаметной, неброской, с незапоминающимся лицом и блеклыми глазами.
Она от этого не страдала, так как знала, что при помощи
умело наложенного макияжа и элегантной одежды может стать совершенно
неотразимой, и иногда даже пользовалась этим. В остальное же время Настя была
невзрачной серой мышкой, не испытывая ни малейшей потребности нравиться и
вызывать восхищение. Это было ей неинтересно.
Конечно, вдвоем с Чернышевым они успевали делать много, но
вот толку от этого было, прямо скажем… Дело замерло на мертвой точке.
Сотрудники отдела по борьбе с экономическими преступлениями никаких данных о
махинациях на фирме, где работала убитая, не имели, а когда Настя выразила сомнение
в том, что в наше время есть коммерческие предприятия, работающие абсолютно
чисто, ей ответили:
– Грязи кругом полно, и у них наверняка тоже. Но не по
части денег, мы проверяли.
Оказывается, Гордеев уже успел обратиться к ним по этому
поводу. И все-таки Настя решила сама побывать на фирме.
Генеральный директор, вопреки ожиданиям, от беседы не
уклонялся, принял Каменскую, как говорится, по первому требованию и выразил
готовность еще раз ответить на все вопросы.
– Почему вы так терпимо относились к пьющей и
недисциплинированной секретарше? – спросила его Настя.
– Я уже говорил об этом вашему сотруднику, – пожал
плечами гендиректор. – Конечно, это нас не украшает, но скрывать не вижу
смысла, тем более что Вике ничто уже повредить не может. В обязанности Вики
входило сидеть в приемной, отвечать на телефонные звонки, а также подавать чай,
кофе и напитки, особенно когда у меня в кабинете находились иностранные
партнеры. Вы меня понимаете?
