– Ты не мог бы отпроситься с работы на несколько дней и
побыть здесь?
Мне очень нужно, честное слово.
– Конечно, могу. Это для тебя я Лешка, а на работе я,
между прочим, профессор Чистяков. Мне полагаются библиотечные дни, я тебе сто
раз говорил.
– А сколько у тебя этих дней? Один? Два?
– У меня, солнышко, все дни библиотечные и только один
присутственный. Так что ты меня проинструктируй, как и что надо делать, и я все
выполню с математической точностью.
– Инструкция только одна – отвечать на телефонные
звонки. Ни в коем случае меня не подзывай, если я дома. Говори, что я в ванной,
в туалете, у соседки, у черта на куличках – где угодно, только не подзывай.
Спрашивай, кто звонит и по какому телефону мне перезвонить, и больше ничего.
– А не проще отвечать, что тебя нет дома?
– Нельзя. Если мной кто-то всерьез интересуется, он будет
точно знать, что я уже пришла домой. У него не должно быть ни малейших
подозрений, что я скрываюсь или увиливаю. Еще раз повторяю, Лешенька, не
спрашивай, что передать. Только номер телефона.
– Понял. Твой телефон прослушивают, что ли?
– Очень похоже.
– Да-а, старушка, – протянул Леша, – плохи твои дела.
Как же это ты так попалась, а?
– Да вот так. И боюсь, что дальше будет еще хуже.
Василий Колобов опустил раму, задвинул замок и приставил к
стеклу написанное от руки фломастером объявление: «Перерыв с 23.00 до 24.00».
До места, куда ему ведено было явиться в половине двенадцатого, можно было
добраться автобусом минут за десять, но городской транспорт в вечернее время
ходил с большими интервалами, а опаздывать Колобов не хотел, дабы не разгневать
тех, кто его однажды уже измордовал. Лучше уж в такой ситуации прийти пораньше
и подождать.
Заперев киоск, он двинулся в сторону автобусной остановки,
но, не дойдя до нее, услышал за спиной тихий голос:
– Молодец, Вася, дисциплинированный. Не оборачивайся.
Иди прямо, к подземному переходу.
У Василия заломило затылок, подмышки вспотели. Что-то
твердое ткнулось ему в спину, прямо между лопаток. Он покорно пошел к переходу,
спустился по ступенькам и направился по подземному туннелю на противоположную
сторону шоссе. Света в переходе, как всегда, не было. Колобов не слышал шагов
сзади, только ровное дыхание доносилось до его слуха да спина постоянно ощущала
давление чего-то, смахивающего на ствол пистолета.
Выйдя из перехода на улицу, он услышал следующую команду:
– Налево, за угол. Медленно. И не оборачиваться. Теперь
под арку.
Навстречу им двигались две массивные фигуры. Лиц в кромешной
тьме было не разобрать, ни одно из окон, выходящих во двор, не светилось.
Фигуры приблизились вплотную.
– Ну что, Васенька, поговорим?
– Я ничего не сделал, – с отчаянием произнес Колобов. –
Я никому ничем не сказал. Что вам еще от меня нужно? Почему вы мне не верите?
– А почему мы должны тебе верить? Ты нас один раз уже
обманул, – спокойно сказал тот, что был пониже ростом.
– Я сказал вам правду. Я не видел Вику на вокзале в тот
день, я вам клянусь! Не знаю, что она вам наговорила, не знаю, зачем она это
делала, но я ее не видел!
– Смотри, Колобов, сегодня мы тебе поверим, а насчет
завтра еще подумаем. У нас в легавке есть свои люди, и если ты трепанул насчет
Вики и нас, сам знаешь, что тебя ждет. Лучше признайся сразу, тогда мы тебя
просто бить будем. А если узнаем, что ты обманываешь нас, убьем. Так как же,
Васенька?
– Я клянусь вам, клянусь! – Колобов чуть не плакал от
бессилия. – Можете проверять, я ничего не сказал в милиции.
– А как насчет Вики?
– Да не видел я ее, не видел, не видел! Она вам
наврала, чтобы подстраховаться, неужели вы не понимаете?
– Ну ладно, Васенька, иди с Богом. Но смотри…
На подгибающихся ногах Колобов вышел из подворотни и побрел
в сторону вокзала.
На утренней оперативке полковник Гордеев впервые за полтора
месяца поднял вопрос о ходе работы по делу об убийстве Виктории Ереминой. Всем
его подчиненным было видно, что, с одной стороны, дело это начальника ни
капельки не волнует, но, с другой стороны, он крайне недоволен отсутствием
ощутимых результатов.
– Через десять дней истекает двухмесячный срок
предварительного следствия, – холодно говорил он. – Каменская, доложи, что
сделано.
Настя бесцветным голосом изложила общую картину, стараясь не
заострять внимание на очевидных неувязках.
– Только что мы получили информацию о том, что Еремина
оставила в квартире Карташова записку, объясняющую, куда и зачем она уезжает.
Она сказала об этом своей приятельнице, которая до вчерашнего дня находилась в
роддоме на сохранении и о смерти Ереминой ничего не знала. Как только узнала,
сразу сообщила нам. Ей самой Еремина ничего не объяснила, только сказала, что
написала Карташову записку и оставила в том месте, где Борис обязательно ее
найдет, если с ней что-нибудь случится. Карташов о записке якобы ничего не
знает, по крайней мере нам он о ней не говорил.
Сейчас Карташова, к сожалению, нет в Москве, он уехал на
несколько дней.
Как только вернется, мы произведем у него обыск, со
следователем вопрос согласован.
– Когда Карташов вернется в Москву? – задал вопрос
Гордеев.
– Послезавтра.
– Смотри, Анастасия, не тяни. Ты очень медленно
работаешь, сроки кончаются, а воз и ныне там, никаких результатов, одна
говорильня. Теперь вот еще два дня проволочки… Плохо. Очень плохо.
– Я буду стараться, Виктор Алексеевич.
– Куда уехал этот художник?
– В Вятку.
– Может быть, попросим местную милицию найти его и
опросить? Глядишь, и время сэкономим, – невинно предложил полковник.
– Следователь категорически против. Он настаивает на
том, чтобы дождаться возвращения Карташова, – твердо ответила Настя.
– Что ж, ему виднее, – вздохнул Гордеев. – Кстати,
Каменская, год кончается, а ты до сих пор не прошла диспансеризацию. Завтра же
все сделай.
– Я пройду, Виктор Алексеевич, только не завтра. У меня
на завтра запланировано… – начала было Настя, но Гордеев резко перебил ее:
– Меня не интересуют твои планы. Лично в мои планы не
входит ежедневно объясняться с поликлиникой. Правила для всех одинаковы. Будь любезна,
завтра обойди всех врачей и без справки о прохождении диспансеризации не
появляйся. Вечером справка должна быть у меня на столе. Поняла?
– Хорошо, – обреченно вздохнула Настя.
После совещания она заперлась в своем кабинете, ожидая
вызова начальника. Гордеев позвонил ей через несколько минут.
